История злодейки - стр. 31

Я же сидела тихо, всем видом показывая скромность и покорность, не позволив себе ни единого слова «за», или «против», даже когда хотелось подойти к одному из министров и потыкать его носом в собственные же записи, чтобы тот лично узрел корень своих заблуждений. Порой в большом зале слышался такой откровенный бред и провокации, что я аж подпрыгивала на месте, плотнее сжимая губы, чтобы не высказаться. Что было замечено лишь Костасом, который то и дело смотрел в мою сторону, чтобы оценить реакцию на то, или иное высказывание. Судя по блуждающей улыбке на его лице, увиденным он оставался доволен. То ли был солидарен, то ли вид у меня был донельзя комичен, черт его разберет.

Однако, видя мое смирение, министры успокоились и перестали вообще обращать на меня внимание, расценивая мое появление, как эксцентричный каприз Костаса, что меня вполне устроило. Успокоились почти все, кроме моих министров, что были, то ли недовольны, то ли ошарашены моим появлением и не спускали с меня настороженного взгляда, давая понять, что объясниться придется. Это несколько портило впечатление от моего маленького триумфа. Ну, да ладно, переживу.

Затем, был общий обед с придворными, где меня вновь посадили рядом с королем во главе стола. По левую сторону от Костаса скромно приземлилась Ванесса, которая была бледна, тиха и смиренно терпела ухаживания Костаса за мной. Как и обещал, король проявлял свою привязанность ко мне, которую можно было бы вполне определить элементарной вежливостью и галантностью по отношению к любой женщине, что уж про супругу говорить. Впрочем, не забывал и про Ванессу, которая бросала на него мрачные взгляды, отчего мужчина хмурился и морщился тайком, а после не придумал ничего лучшего, как «осчастливить» любовницу известием о том, что отныне она является моей фрейлиной.

Выражение лица графини стоило бы отобразить на холсте. Я бы с удовольствием повесила эту картину у себя, когда на меня нападали невеселые мысли. Подозреваю, всякая хандра пропадала бы вмиг. Мне же оставалось скрывать улыбку в бокале вин, и мысленно сочувствовать наивному Костасу, который ошибочно решил, что данным образом мог загладить вину перед любимой. В его-то понимании – конечно: он подумал о практичных вещах, таких как статус любовницы при дворе, приближение рода графини к короне и прочих привилегиях, которые полагаются фрейлинам. Вот только как это объяснить обиженной, импульсивной и безнадежно влюбленной девушке, которую подписывали в услужение к сопернице? Более удачной сопернице, надо полагать, если учесть, что я-то не только королева, но и законная супруга. Которая, еще, по известной ей информации, вступила с ее любимым в близкую связь этой ночью. Будь я на месте графини, с удовольствием бы надела королю на голову его собственную тарелку.

Благо, я не на ее месте. Хотя, это как посмотреть, конечно… да…

Я бы посочувствовала им обоим и могла помочь сгладить ситуацию… но не стала. Пусть сами разбираются в своих отношениях. Мне только на руку, если своими истериками девчонка отдалит от себя Костаса и потеряет свое влияние на него. Меньше проблем.

Прекрасная юница, к печали правителя, энтузиазмом не заразилась и на меня посматривала взглядом, в котором читалось, что она видит меня насквозь. На что я ей только тайком отсалютовала бокалом и мысленно пожелала удачи. Я и сама себя уже не узнаю, так что пусть постарается, может и со мной наблюдениями поделится.