История второй русской революции. С предисловием и послесловием Николая Старикова - стр. 54
Конечно, в социалистических газетах речь эта не была напечатана. Итак, А. Ф. Керенский своим демонстративным шагом открыл министерский кризис и опять форсировал положение. С одной стороны, его шаг обязывал правительство немедленно сделать вывод из своего обещания 26 апреля. С другой стороны, он и перед Советами в решительной форме ставил вопрос об участии социалистов в правительстве. Надо прибавить, что в более общей форме намерение правительства призвать все живые силы было доведено до сведения Н. С. Чхеидзе и М. В. Родзянко письмом князя Львова, воспроизводившим выражения декларации 26 апреля.
Наиболее влиятельные руководители Совета вместе с И. Г. Церетели вовсе не были склонны нести ответственность за пользование правительственной властью в такую ответственную и трудную минуту. Они совершенно правильно учли свои силы, понимали, что необходимый для них процесс организации в стране едва лишь начался, сознавали отлично, что в этом процессе гораздо выгоднее быть на стороне критикующих, чем критикуемых, отдавали себе отчет и в том, что уход наиболее влиятельных из них из Совета в правительство чрезвычайно ослабит их влияние в Совете и откроет путь к усилению влияния их противников слева – большевиков. В заседании Исполнительного Комитета 29 апреля после продолжительных прений комитет высказался против участия в правительстве большинством одного голоса: 23 против 22 при 8 воздержавшихся.
Было, однако, несомненно, что раз начатое дело уже ввиду неизбежности личных перемен должно быть доведено до конца. В тот же день кн. Г. Е. Львов посетил П. Н. Милюкова и просил его помочь выйти из затруднительного положения. П. Н. Милюков в ответ указал альтернативу: или последовательно проводить программу твердой власти и в таком случае отказаться от идеи коалиционного правительства, пожертвовать А. Ф. Керенским, который уже заявил о своей отставке, и быть готовым на активное противодействие захватам власти со стороны Совета, или же пойти на коалицию, подчиниться ее программе и рисковать дальнейшим ослаблением власти и дальнейшим распадом государства.
Отставка А. И. Гучкова. Согласие Исполнительного Комитета на вступление социалистов и его программа. В сущности выбор кн. Львова был уже сделан, и П. Н. Милюков мог облегчить его положение лишь одним способом: он предложил решить свой личный вопрос в свое отсутствие (он и А. И. Шингарев в этот день выезжали в Ставку), предупредив только, что при создании коалиционного правительства он не примет предполагавшейся перемены портфеля, так как он принципиально против коалиции. Уезжая, П. Н. Милюков просил также и А. И. Гучкова, готовившегося подать в отставку, отложить свой личный вопрос до решения принципиального вопроса о коалиции и о ее программе.
Однако уже вечером 29 апреля А. И. Гучков заявил Временному правительству о своем уходе, и днем 30 апреля кн. Г. Е. Львов получил от него письмо, в котором «ввиду тех условий, в которые поставлена правительственная власть в стране, а в частности власть военного и морского министра, условий, которые изменить он не в силах и которые грозят роковыми последствиями армии и флоту, и свободе, и самому бытию России», он «по совести не может долее нести обязанности военного и морского министра и разделять ответственность за тот тяжкий грех, который творится в отношении родины». В то же время А. И. Гучков выступил на съезде делегатов с фронта с длинной речью, в которой перечислял все свои заслуги перед армией и флотом и заявлял, что «в том угаре, который нас охватил, мы зашли за ту роковую черту, за которой начинается не созидание, не сплочение, не укрепление военной мощи, а постепенное разрушение». Справедливость требует сказать, что в этом процессе разрушения А. И. Гучков не захотел перешагнуть последней грани: он остановился перед опубликованием «декларации прав солдата», которая была затем опубликована через две недели его преемником и которая, по компетентному заявлению высшего командования, должна была нанести военной дисциплине последний и непоправимый удар.