История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - стр. 65

Со своей стороны Мирза-Абуль-Хасан-хан просил уважить только одну просьбу, чтобы прежде всего согласиться в сепаратном акте, так как этим документом обеспечивалось «право персидскому правительству надеяться на удовлетворение в просьбах, кои будут по заключении мирного трактата представлены высочайшему российскому двору через полномочного персидского посланника».

– Следуя общим правилам, – отвечал на это Ртищев, – сепаратный пункт должен быть постановлен тогда, когда мы согласимся уже в главных основаниях мирного трактата и подпишем его.

– По наставлениям мне данным, – заметил Мирза-Абуль, – я обязан первоначально иметь переговор о сепаратном акте и, только удостоверясь в согласии вашем постановить оный сходно с желанием персидского правительства, приступить уже к переговорам о статьях самого мира.

Не находя ничего важного в такой просьбе и несогласного с видами нашего правительства, Ртищев не отвечал прямым отказом.

– Хотя с моей стороны, – говорил он, – как английский министр, так и персидское правительство предварены уже письменно, что я не прежде могу согласиться на постановление сепаратного пункта, как после подписания настоящего трактата, но, имея искреннее расположение стараться по мере моей возможности о сближении истинных польз обеих высоких держав и с удовольствием желая оказать особое уважение к личным достоинствам вашим, я охотно готов удовлетворить вашему желанию.

Тогда Мирза-Абуль-Хасан-хан представил Ртищеву записку, данную ему от тегеранского двора, какого содержания должен быть заключен сепаратный акт. Тегеранский двор желал включить в мирный трактат особый параграф, по которому полномочному персидскому послу, имеющему отправиться в Петербург по заключении мира, было бы предоставлено право просить императора о возвращении Персии некоторых владений, отходящих по трактату к составу России, с тем условием, чтобы просьба эта была уважена петербургским кабинетом.

Ртищев был удивлен такому домогательству тегеранского двора, и тем более что об этом были уже переговоры и персидское правительство согласилось отказаться от своих требований. Он заявил персидскому уполномоченному, что готов заключить сепаратный параграф, но на основаниях предложенного им содержания и с некоторыми переменами, наиболее соответствующими желаниям Персии.

При этом Ртищев старался изложить сепаратный параграф с возможною ясностью и настоять на том, чтобы из него были исключены все те выражения, которые могли бы присвоить персидскому правительству право ожидать непременного удовлетворения в своих просьбах, когда они будут представлены нашему правительству.

После продолжительных споров и весьма долгих убеждений Мирза-Абуль-Хасан-хан согласился наконец принять сепаратный акт, предложенный Ртищевым, но просил прежде окончательного утверждения отправить его в Тегеран с нарочным курьером «для испрошения от своего государя согласия, в коем он хотя не сомневается нимало, но дабы отклонить от себя всякую клевету со стороны сильной партии, недоброжелательствующей совершенно миру и вредящей собственно его лицу». Персидский уполномоченный заявил, что меру эту он признает необходимою для собственной безопасности. Ртищев не вполне верил такому заявлению и предполагал, что Мирза или ограничен в данном ему полномочии, или имеет поручение протянуть переговоры и тем дать возможность своему правительству выиграть время и приготовиться к новым военным действиям. Главнокомандующий убеждал персидского уполномоченного действовать самостоятельно и решительно на основании данных ему полномочий и не скрыл от него, что в противном случае, не желая быть обманутым, принужден будет прервать переговоры. В данном случае Ртищев согласился, чтобы «на сей один только раз» курьер был отправлен в Тегеран, но и то при условии, чтобы, не ожидая ответа, приступить к дальнейшей разработке условий мирного трактата.