История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3 - стр. 71
В Гори Бурнашев не нашел продовольствия, обещанного Ираклием, и смог запастись провиантом только на полтора дня. Оставив в Гори обоз и больных, Бурнашев пошел дальше, переправился через Лиахву и вечером 30 октября достиг Сурама, куда в тот же день прибыл и Ираклий со своими войсками, которых царь насчитывал до 1500 человек. В Сураме наши батальоны простояли два дня, чтобы сделать необходимые запасы продовольствия и исправить артиллерию. Омар-хан Аварский все еще находился перед замком Ваханским. Не будучи в силах овладеть им штурмом, он пробовал два раза подорвать его порохом, как сделал это в Ахтале, но неудачно. Тогда он прибег к хитрости и сумел вызвать к себе под предлогом переговоров о мире владельца замка князя Абашидзе, зятя имеретинского царя Соломона. Зная, что при Омар-хане находятся князь Папуна Церетели, родной брат бывшего имеретинского посла в С.-Петербурге, и один из его однофамильцев, князь Абашидзе вышел к Омар-хану, но был схвачен, связан и объявлен пленным. Этот изменнический поступок Омар-хана не ослабил энергии осажденных: не отвечая на требования сдаться, они решили отстаивать крепость и просили помощи. Ираклий хотел тотчас же идти к ним и послал сказать имеретинскому царю Давиду, чтоб он соединился с ним 1 ноября при селении Небозири, чтобы оттуда объединенными силами атаковать неприятеля. Однако в ночь на 1 ноября, к удивлению Ираклия[237], было получено известие, что гарнизон замка сдался лезгинам, и причиной сдачи были не столько повреждения в крепости, сколько мучения и пытки, которым лезгины подвергли князей Абашидзе на глазах гарнизона. Не желая видеть страдания своих князей, ваханцы открыли ворота и поплатились за это самым жестоким образом: все мужчины числом до 700 человек, за исключением князей, были лишены жизни, а строения замка обращены в пепел.
Уничтожение Ваханского замка заставило Ираклия остановиться. Он написал царю Давиду, чтобы тот преследовал лезгин, а сам он с русскими войсками отрежет им путь отступления, если они двинутся на Тишхеты. Лезгины не пошли, однако, этой дорогой, они двинулись к Ахалциху через горы самыми трудными путями и ушли, никем не преследуемые. Русские войска вернулись к Куре и расположились ниже селения Чалы. Сюда прибыл и царь Ираклий с остатками ополчения, а вслед за тем и посланный имеретинского царя с сообщением, будто Омар-хан намерен напасть на Кутаис. При всем желании помочь Давиду Ираклий не мог этого сделать из-за крайне расстроенного состояния своих дел.
«Грузия приходит в крайнее разорение, – доносил Бурнашев[238], – купечество (торговля) вовсе пресеклось в рассуждении опасности по дорогам, хлебопашество помешано по причине сборов на службу поселян и оставленных ими вовсе деревень. Его высочество войск в собрании содержать не может по неимению денег, ибо доходы его почти вовсе уничтожились от собственных же войск, а особливо горских: где они ни стоят или идут походом, по своевольству их оставляют везде следы совершенного опустошения. Грузины вовсе опустились, одни только наши батальоны[239] должны делать фас на все стороны, но и тем продовольствие трудно».
«Если через короткое время не подадите мне помощи, – писал Ираклий П.С. Потемкину[240], – то отечество мое разорится до основания, да и останусь я в посмеянии моих неприятелей. Чрез нынешние обстоятельства многие примут магометанский закон, чтоб избежать от смерти и погибели, некоторые же предадутся лезгинам, а остальные разбегутся по разным местам. Если же я уцелею со своею фамилией от неприятелей, то все-таки останусь один без людей и без призрения».