История спасения одной семьи - стр. 7
– Светик, у каждого человека в этой жизни есть свой крест. Никита упал, он тяжко болен пороком, грехом… Кто его поднимет? Его мать сама мучается со своим нелегким характером и не имеет никакого влияния на сына. Его отец ни во что не верит и живёт своими прихотями. Ваша дочка Ксюша будет повторять то, что сделаешь ты, как мать. Ты сломаешь её жизнь, свою и Никиты, если будешь жить женской ревностью и местью. Знай, что если женщина упадёт, то за ней, как карточный дом, упадет и вся семья. Женщина – фундамент семьи, и если ты начнёшь трясти фундамент, то от этого «землетрясения» падут стены твоего дома. А этот ухажёр, на работе, воспользуется ситуацией, использует тебя и выбросит, как ненужную вещь. Ваша дочь Ксюша ему и подавно не нужна. Ты же со своими отместками дойдёшь до ручки. А горе вином не зальёшь. Иди с миром Божьим, внученька, и да вразумит тебя Господь, да помилует и спасет тебя и семью твою.
– Мне как-то стало не по себе после её слов, – проговорила Светлана. И когда она о вине заговорила, я поняла, что по мне, видимо, было заметно, что я выпила, может даже пахло. После этого мы ещё часок посидели вместе, затем бабушка, накормив меня, отпустила домой. «Вот так, Светик, – сказала она мне дрогнувшим голосом, стараясь не выдавать своего волнения, – собирайся домой, а то уже поздно. А перед Никитой извинись за обидные слова. Тебе самой надо очиститься за такие мысли, а ещё берёшься кого-то судить. Светик, ты свой крест одна понести не сможешь, только с Божьей помощью. И поторопись, помни, пока я жива, я буду молиться за вас, но дни так быстротечны, а я уже стара. Сходи со мной храм, в который я хожу, чтобы тебе и без меня было бы где укрываться и спасаться». Бабушка перекрестила, обняла меня и, трижды поцеловав, напутствовала: «Дай Бог тебе мудрости и силы нести свой крест и всё перенести». Когда, медленно удаляясь от дома, я несколько раз оглянулась, бабушка всё стояла у окна с опущенной головой, держа руки у подбородка.
После этого случая, Никита пришёл домой через два дня. Я забрала дочку от матери. В это время мы ужинали. Не поздоровавшись, и не смотря на нас, он прошёл в комнату. Сердце моё забилось, и я, сделав над собой усилие, и переступив через свою гордость, когда он вновь проходил мимо нас, встала из-за стола и медленно проговорила: «Никита, прости меня, пожалуйста, за то, что я погорячилась и обидела тебя, ради Бога прости, я виновата». Слёзы брызнули, и я разрыдалась. Ксюша, увидев происходящее, повернувшись к отцу, и чуть не плача, произнесла: «Папочка, ты пожалей мамочку, как я Петрушу». При этих словах Света улыбнулась, поясняя мне: «Петруша – это, смешной большой клоун с которым она играет: ставит в угол, когда он не слушается, потом прощает, жалеет его, гладит, поучает и целует».
– Светлана, а как повлияли слова дочери на отца, он успокоился?
– Во всяком случае, ничего обидного не сказал, а дочку обнял и поцеловал. Я подала ему ужин. В этот вечер он вёл себя спокойно, а на следующий день даже сказал «до свидания», что раньше редко бывало.
Вообще, после посещения бабушки, мне полегчало, и прежние фантазии развеялись. Бабушкины слова запали в душу, в особенности эти: «Поторопись, помни, пока я жива, я буду молиться за вас, но дни так быстротечны, а я уже стара. Сходи со мной храм, в который я хожу, чтобы тебе и без меня было бы где укрываться и спасаться». Я чувствовала, что душа требует общения, утешения, какого-то подкрепления. Помню, Никита уехал в очередную «командировку». Так он называл свои отъезды из Питера. Ксюшу взяла мама, и я, созвонившись с бабушкой, встретилась с ней у дверей Троицкого собора Александро-Невской Лавры. Увидев меня, она бросилась ко мне навстречу и, расцеловав, приговаривая «дождалась, дождалась», повела меня в храм. После богослужения моя Фрося подошла, как я поняла, к своему батюшке, с которым я была заочно знакома по её рассказам. Показывая на меня, она что-то ему говорила. А я, погруженная в свои мысли, не заметила, как они подошли ко мне. «Здравствуй, Света, рад тебя видеть. Я уже давно тебя жду. Слава Богу, что в нашей жизни есть среди родных и ближних такие добрые проводники, как Евфросиния», – ласково сказал священник. Высокого роста; статный и красивый, с окладистой бородой, он напоминал мне больше богатыря Илью Муромца, из русских былин. После общения с ним смущение и тревога немного приутихли. Когда мы выходили из Церкви, я услышала, как одна пожилая женщина, показывая в сторону, сказала другой: «А вот там стоит матушка отца Виктора, со своей младшей дочкой Ангелиной». Я обернулась и увидела невдалеке жизнерадостную круглолицую женщину средних лет в длинной юбке, необычного покроя накидке, в светлом вязаном платке, с маленькой бледнолицей девочкой на руках.