История Сицилии - стр. 44

У первого поколения норманнских иммигрантов Сицилия, пожалуй, не вызывала ни малейшего интереса, поскольку имелось чересчур много возможностей, что называется, под рукой. Однако в 1035 году гражданская война, призрак которой витал над островом уже несколько лет, вдруг стала реальностью. Эмир Палермо аль-Акхал столкнулся с войском мятежников, которое возглавлял его брат Абу Хафса и которое было усилено 6000 воинами из Африки под командованием Абдуллы, сына Зифрида, халифа Кайруана. Отчаявшись, эмир обратился за помощью к императору Михаилу IV в Константинополе. Михаил не захотел упускать такой шанс. Постоянные набеги арабских пиратов, что базировались на Сицилии, на Восточное Средиземноморье наносили изрядный урон византийской экономике. Страдали не только прибрежные города; константинопольские купцы жаловались, что пираты повсюду: цены на импорт опасно выросли, внешняя торговля испытывала трудности. Была и еще одна причина вмешаться. Для всех греков Сицилия являлась частью Византии по «праву рождения»; остров до сих пор мог похвастаться немалой долей грекоязычного населения. То обстоятельство, что Сицилией по-прежнему владели язычники, уязвляло имперскую безопасность и национальную гордость. Арабы должны уйти.

Прежде чем император успел собрать значительные силы, пришла весть, что эмир аль-Акхал убит; но восстание быстро распространялось по Сицилии, и мусульмане, все больше и больше погрязавшие в междоусобицах, вряд ли смогут, как виделось, оказать серьезное сопротивление хорошо спланированному византийскому нападению. Поэтому приготовления продолжались, и в начале лета 1038 года корабли отплыли из Константинополя. Командовать экспедицией поручили величайшему среди тогдашних византийских полководцев Георгию Маниаку. По своему характеру и по внешнему облику он казался сверхчеловеком. Византийский хронист Михаил Пселл писал:

Я сам видел этого человека и дивился на него… Чтобы смотреть на него, людям приходилось закидывать головы, словно они глядели на вершину холма или высокую гору; его манеры не были мягкими или приятными, но напоминали о буре; его голос звучал как гром; а его руки, казалось, подходили для того, чтобы рушить стены или разбивать бронзовые двери. Он мог прыгать, как лев, и его хмурый взгляд был ужасен[52].

Экспедиция отправилась на Сицилию не сразу, но сначала двинулась в Салерно, чтобы пополнить свои ряды воинами лангобардского вельможи Гаймара. Тот был рад помочь: постоянный приток изнывавших от скуки норманнских авантюристов, хищных и совершенно беспринципных, нарывавшихся на неприятности и вынужденных, что называется, жить с земли, доставлял ему немалые хлопоты. Триста самых молодых и крепких норманнов присоединились к войску и вместе с италийцами и лангобардами взошли на византийские корабли. Среди них, разумеется, были и Отвили.

Приблизительно в конце лета 1038 года Георгий Маниак высадился на сицилийскую землю. Поначалу он сметал все на своем пути. Мессина пала почти мгновенно, за ней последовала Рометта, ключевая крепость, которая господствовала над северной прибрежной дорогой в Палермо. О следующих двух годах хронисты молчат; но представляется очевидным, что Сиракузы пали в 1040 году после тяжелой осады. Норманны безусловно сыграли свою роль: Гильом, старший из братьев Отвилей, лично ссадил с коня эмира и оставил того лежать мертвым на земле, тем самым заслужив прозвище Браш-де-Фер, «Железная рука». Но главным творцом византийского успеха был, конечно же, Маниак, сумевший правильно организовать разведку и отдававший своевременные и необходимые полководческие распоряжения. Потому весьма трагично, что именно тогда его отозвали в Константинополь.