История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции - стр. 88

Как-то Мандельштам пришёл к нам на вечер… почти все гости стали просить читать самого хозяина. Но Мандельштам перебил и стал читать одни за другими свои стихи. У меня создалось впечатление, о чём я сказала потом Боре, что Мандельштам плохо знает его творчество. Он был как избалованная красавица – самолюбив и ревнив к чужим успехам. Дружба наша не состоялась, он почти перестал бывать у нас» (Там же. С. 71). Это свидетельство очень важно, когда мы вспомним общеизвестный эпизод разговора Сталина с Пастернаком. У Пастернака только что вышли три книги прозы: «Охранная грамота», «Повесть», «Воздушные пути» (1933). О Пастернаке много писали критики разных направлений, одни хвалили, другие обвиняли его в идеализме и других смертных грехах. А сам Б. Пастернак признавался в письме М. Горькому 4 марта 1933 года:

«Я долго не мог работать, Алексей Максимович, потому что работой считаю прозу, и вся она у меня не выходила. Как только округлялось начало какой-нибудь задуманной вещи, я в силу материальных обстоятельств (не обязательно плачевных, но всегда, всё же – реальных) её печатал. Вот отчего все обрывки какие-то у меня, и не на что оглянуться. Я давно, все последние годы мечтал о такой прозе, которая как крышка бы на ящик легла на всё неоконченное и досказала бы все фабулы мои и судьбы.

И вот совсем недавно, месяц или два, как засел я за эту работу, и мне верится в неё, и очень хочется работать…» (Известия Академии наук. С. 281).

В I съезде советских писателей Б. Пастернак принимал самое активное участие, выступал, избран в члены Правления. Бухарин в своём докладе назвал Бориса Пастернака одним из выдающихся поэтов. Все это обратило внимание Сталина, который, узнав об аресте О. Мандельштама, тут же захотел узнать у Б. Пастернака его отношение к этому событию. О звонке Сталину Пастернаку написали разные люди – Ахматова, Н. Мандельштам, Е. Пастернак, З. Пастернак. Н. Вильмонт об этом событии рассказывает так:

«Пастернак, побледнев, стал набирать номер.

Сталин. Говорит Сталин. Вы хлопочете за вашего друга Мандельштама?

– Дружбы между нами, собственно, никогда не было. Скорее наоборот. Я тяготился общением с ним. Но поговорить с вами – об этом я всегда мечтал.

Сталин. Мы, старые большевики, никогда не отрекались от своих друзей. А вести с вами посторонние разговоры мне незачем.

На этом разговор оборвался» (Вильмонт Н. О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли. М., 1989. С. 218). Подробности разные, но суть одна и та же: почему Союз писателей не позаботился о поэте Осипе Мандельштаме? Сталин хотел бы встретиться и поговорить. А Б. Пастернак тоже хотел бы поговорить о философских проблемах, о жизни, о смерти. У Сталина, захваченного индустриализацией и коллективизацией, на это не было времени (см.: Пастернак Е. Борис Пастернак. Материалы для биографии. С. 506; Пастернак З. Воспоминания. С. 72—73). «Позднее пошли слухи, – писала З. Пастернак, – что Борис виноват в гибели Мандельштама тем, что якобы не заступился за него перед Сталиным. Это было чудовищно, потому что я сама была свидетельницей разговора со Сталиным и собственными ушами слышала, как он просил за него и говорил, что за него ручается» (Там же. С. 73). Высокие слова Бухарина о Борисе Пастернаке, после суда на Бухариным, серьёзно отразились на репутации поэта, который чаще всего занимался переводами Шекспира: только что переведённого «Гамлета», после критических слов Сталина о пьесе, сняли из репертуара театра.