История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции - стр. 43
А.К. Югов показывает Александра за княжеской работой, он читает кожаные свитки, даёт необходимые указания дьякам и писцам. Берёт стопку размягчённой бересты и костяной палочкой с острым концом отдаёт распоряжения по хозяйству и различным делам государственным. То снова берёт пергамент и, разворачивая его, читает донесения местных правителей.
Осторожен князь: узнал же Батый о браке князя Андрея и Дубравки и в этом усмотрел коварство Невского. Батый предлагал выдать за Андрея любую монгольскую принцессу из рода, к которому принадлежал и сам Батый, уверяя, что принцессу не будут бранить за переход в христианство, великий Чингисхан завещал чтить одинаково все веры, не отдавая преимущества ни одной из них, ведь сын его Сартак принял христианство.
А.К. Югов стремится в своём произведении дать картины со всей полнотой: то митрополит всея Руси Кирилл, то хан Батый, сложный и противоречивый характер которого надолго привлекает внимание, то неторопливо ведут разговоры, рассказывают сказки дружинники Александра Невского, то простой крестьянин Мирон Фёдорович – и все действующие лица так или иначе оценивают личность и деятельность Александра Невского, ставя высоко его доблесть, мужество, его качества князя и правителя, его распорядительность, справедливость и широту души, его заботливость, внимание к нуждам простого народа. В минуты бессонницы Александр Невский размышляет о судьбе Чингисхана. Как этот дикарь, в самом начале своего пути способный лишь разрушать и убивать, мог создать великую державу? Тем он и велик, что в пленном Ели-Чуцае, китайском сановнике и последователе Конфуция, разглядел умного державостроителя и законоведа, оказавшегося к тому же честным и бескорыстным, с чистой совестью и бесстрашным, как Сократ, мудрым соправителем великого хана. Александр Невский беседовал с Ели-Чуцаем в то время, когда целый год жил вместе с Андреем в ставке хана Менгу, и был покорён его знаниями и мудростью. С доктором Абрагамом Александр Невский беседует о том, что татарское нашествие разорило льноводство, которым жило и славилось земледелие на Руси. О том же беседует и с крестьянином Мироном Фёдоровичем, преподавшим ему уроки хорошего хозяйствования. Князь и сам берёт в руки лопату, но вскоре набиваем себе мозоль: рука привыкла к мечу, а не к ло пате. Внимательно наблюдает князь, как старый Мирон Фёдорович хлестал верёвочными вожжами по спине своего старшего сына, русобородого богатыря, женатого и имевшего двоих ребятишек, виноватого в том, что, признаётся Мирон Фёдорович князю, «от жены от своей да на сторону стал посматривать». Старику стыдно в этом признаваться, такое дело немыслимо в крестьянском семействе: «Он у меня как всё равно верея у ворот!.. На нем всё держится!..» Эти бесчинства старшего сына грозно и наглядно были осуждены, мораль русского человека восстановлена, мораль, прежде всего идущая от православия.
Вот почему так неловко становится Александру Невскому, когда он в шутку вроде бы просит доктора Абрагама дать ему средство от «гусеницы», «что сердце человеческое точит». Такого средства у доктора нет, и Александр знает это. Так входит в сюжетное развитие ещё одна грань человеческого существования великого Александра, «этого гордого и скрытного человека» – даже от самого себя он скрывает, что влюбился в Дубравку, это великий грех, и он понимает это, а потому глубоко страдает от невозможности реализовать это чувство. Княгиня Дубравка тоже полюбила Александра.