История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции - стр. 157
Юрий Казаков был беспокойным человеком, он много ездил по стране, бывал в колхозах, ловил рыбу в море, бывал на Востоке, любил охоту, рыбалку. Поездки давали ему темы для рассказов. Рассказ «Манька» Юрий Казаков посвятил К.Г. Паустовскому. Он тоже про любовь. Манька, сирота, почтальон, по тридцать километров в день она разносит письма и газеты. Ей восемнадцать – девятнадцать лет, приглянулся ей Перфилий, рыбак, гармонист, сам-то он ухаживал за Ленкой, но безуспешно. А тут в шторм принесла Перфилию газеты, вместе с ним она поехала на баркасе снимать ловушки, да чуть не утонули. А когда вернулись, Перфилий вытащил бутылку водки и начали лечиться. Тут-то Перфилий и разглядел Маньку, потянулся к ней, но она вырвалась из его цепцих рук и заявила, что она «нецелованная». Она ушла, а Перфилий долго смотрел ей вслед, пообещав ей непременно встретиться.
В рассказе «Трали-вали» Юрий Казаков рассказал о Егоре и Алёнке. Приучила его лёгкая, стариковская работа бакенщика к лени, к безделью, приучила к пьянству. Напьётся, но как затянет песню, все содрогаются от мощи и красоты его голоса. Сердечный парень, добрый, он мечтает куда-нибудь уехать, по-настоящему работать, но не удаётся. Он и здесь получает деньги, приедут, заночуют, вот и деньги. «Идёт мимо него жизнь! Что за звон стоит в его сердце и над всей землёй? Что там манит и будоражит его в глухой вечерний час? И почему так тоскует он и немилы ему росистые луга и тихий плес, немила лёгкая, вольная работа, редкая работа?.. И смутно и знобко ему, какие-то дали зовут его, города…» (с. 175). Но придёт час, садится с Алёнкой в плоскодонку, берёт бутылку водки, хлебнёт из горлышка, вздохнёт и «начинает заунывно и дрожаще чистейшим и высочайшим тенором:
А когда кончают, измученные, опустошённые, счастливые, когда Егор молча ложится головой ей на колени и тяжело дышит, она целует его бледное, холодное лицо и шепчет, задыхаясь:
– Егорушка, милый… Люблю тебя, дивный ты мой, золотой ты мой…
«А! Трали-вали…» – хочет сказать Егор, но ничего не говорит. Во рту у него сладко и сухо» (с. 180—181).
Рассказы Юрия Казакова быстро завоевали читающую публику. Критики приняли их сначала холодно, а потом оценили как яркое воспроизведение основных черт современного человека, его бескорыстие, прямоту, любовь к природе и юную безгрешную любовь.
Поразил читателей своей искренностью и непосредственностью и очерк «Северный дневник» (1960). «Пишу в носовом кубрике при свете ламп и зеленоватых потолочных иллюминаторов. Мы выходим сейчас из устья реки Мезени в море… я слушаю и смотрю вокруг – на лица, на одежду, на койки, на трап, на потолочные иллюминаторы, стараясь всё это запомнить, – мысли мои гуляют далеко, пока наконец я не потрясаюсь радостью и удивлением, что я здесь, на Белом море, в этом кубрике, среди этих людей» – так начинает свой «Северный дневник» Ю. Казаков. Вот радист, вот капитан Юрий Жуков, вот моряки на футбольном поле, а капитан стал судьёй… Так страница за страницей переворачивал читатель «Северный дневник» и многое увидел в людях, о которых здесь рассказано. Лоцман Малыгин, капитан Поташев, судовой механик Попов… «– Пиши, пиши, – быстро и несколько пренебрежительно говорит мне Игорь Попов. – Пиши всё по правде, а то писатели всё про морюшко пишут дак… Вот такие-то дак всё и пишут: морюшки, поморушки… А про то не знают, что как в море уйдёшь в Атлантику да на семь месяцев, да зимой, да тебя штормит, да руки язвами от соли идут, да жилы рвутся, да водой тебя за борт смывает, да другой раз по пять суток на койку не приляжешь – это да! А то морюшки, поморушки…» (с. 248—249). Вот такую правду о Севере и моряках и написал в своём очерке Юрий Казаков, который жалеет, что о многом не написал, многое пропустил, но Север только начинает жить, и он, автор, непременно поедет туда вновь.