История петербургских районов - стр. 19
Сенной рынок был самым дешевым и многолюдным в Петербурге. Площадь, сформированная на его месте, называлась так же. Главным сооружением на площади была Успенская церковь, или Спас на Сенной (1753–1765 гг., не сохранилась). Долгое время район Сенной оставался запущенным и неблагоустроенным. Обилие кабаков и ночлежных домов, соседство с «Вяземской лаврой» – приютом обездоленных и опустившихся людей – превращало его в петербургские трущобы. Таким вошел этот уголок города в произведения Ф. М. Достоевского.
Сенная площадь, вид сверху
За то время, что Достоевский жил в Петербурге (с 1842 по 1881 год, исключая одиннадцать лет, проведенных на каторге и в ссылке), он сменил порядка двадцати адресов. Ведь у него так и не появилось своего дома. Из воспоминаний его жены Анны Сниткиной мы знаем, что многие петербуржцы зимой жили в арендуемых квартирах, а по весне снимали дачи за городом и переезжали со всем скарбом туда, а осенью – на новый сезон – снимали новое жилье. Правда, чтобы семейству Достоевских перебраться на дачу, мебель везли в ломбард. Кстати, по ходу замечу, что венчались Достоевский и Сниткина в Троице-Измайловском соборе, что на Троицкой площади.
Многие исследователи творчества Достоевского признают, что оценка писателем Петербурга неоднозначна. Он опалил свою душу о якобы «холодный город» и откровенно признавался: «Несчастье обитать в Петербурге. Самом отвлеченном и самом умышленном городе в мире…»
«…Мне сто раз среди этого тумана задавалась странная, но навязчивая греза: а что как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе гнилой, склизкий город? Поднимется вместе с туманом и исчезнет, как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы бронзовый всадник на жарко-дышащем загнанном коне?» («Записки из подполья»). Достоевский то называет Петербург губителем души человеческой, описывает скорбный облик города, сравнивая его с красотой девушки «чахлой и хворой» («Белые ночи»), то в другом тексте дает описание улицы или дома с заметной симпатией: «Есть у меня в Петербурге несколько мест счастливых, т. е. таких, где я почему-нибудь бывал когда-нибудь счастлив. И что же – я берегу эти места и не захожу в них как можно дольше, нарочно, чтобы потом, когда буду уж совсем один и несчастлив, зайти, погрустить и припомнить…» («Подросток»). Или в «Белых ночах»: «Но никогда не забуду истории с одним прехорошеньким светло-розовым домиком. Это был такой маленький каменный домик, так приветливо смотрел на меня, так горделиво смотрел на своих неуклюжих соседей, что мое сердце радовалось, когда мне случалось проходить мимо. Вдруг на прошлой неделе я прохожу по улице и как посмотрел на приятеля, слышу жалобный крик: „а меня красят в желтую краску". Злодеи! Варвары! Они не пощадили ничего: ни окон, ни карнизов, и мой приятель пожелтел, как канарейка!»
А вот описание района, нам с вами уже знакомого: «Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда с моста Николаевского (совр. Лейтенанта Шмидта), не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо рассмотреть даже каждое его украшение».