История одной любви - стр. 9
Варька коротко засмеялась, потом зябко дрогнула, обняв нежные плечи руками, немного жалобно шепнула.
– Озябла я, Алеша. Согрей.
И оставшаяся ночь полыхала огнём и казалось, что под их горящими телами тлела мурава.
…
Неуклюжая, сутуловатая фигура Галины на удивление органично выглядела в коровнике, как будто она век тут стояла. Вязаная мохнатая шапка, которую она, почему-то надела в такую жару, скрывала рыжие кудряшки, мешковатый халат, который ей выдали, свисал с худых плеч, края голенищ резиновых сапог огромного размера скрывались по полами халата, и от этого и так коротковатые ноги девушки казались особенно короткими. Но зато глазки горели весёлым огнём, длиннющие ресницы трепетали бабочками, а розовый, влажный рот был приоткрыт и ловил каждое слово. Алешка провел её по длинному коридору между стойл, показал, как наполнять кормушки, как менять воду в поилках, как вычищать подстилку.
– Ну как, Галь? Не тяжело? Справишься? Да шапку эту сними свою, косынку надо, у нас работницы все в косынках. А то, гляди, бычки злятся, они не привыкли к таким мохнатым головам.
Галина стащила шапку, мотнула головой, обдав Алешку запахом земляничного мыла и осветив рыжим огнём кудряшек, улыбнулась.
– Всё нравится, Алешк. А после работы бабка просила зайти, ручку у колодца починить. Зайдёшь?
Алешка нехотя кивнул головой и пошёл в дом.
Отец довольно кивал, слушая Алешкин рассказ о работе . Немного не такого хотел для сына, да ладно, зоотехник в селе человек уважаемый. Отучится, так вообще – на всю округу прославится, молодец. Заварив чай, он подсел ближе к сыну, чуть прихлопнул его корявой ладонью по крепкому плечу, хитро блеснул глазом.
– А чо, Лёшка, народ говорит Галина Катаринина к тебе клонится. Одобряю. Хорошая девка, хозяйственная, хоть и чужая в селе. Давай, не теряйся. У осени и окрутим.
Алешка поморщился, смачно откусил пряник, хлебнул чая.
– Ладно отец. Поглядим….
Глава 7
– Заходи, родненький, заходи, хороший. Без мужика и жизнь несподручная, ни гвоздь забить, ни дров порубить. Я старая, Галинка слабенькая у меня. А старый, вишь, больше за юбками бегает, лунь седой. Чтоб ему глаза повыпучило. Идол.
Бабка Катарина, нарядная, как на пасху, стояла у ворот, ждала. Юбка до пола, таких уж и не носят, переливалась на солнышке, как перламутр, ткань, видно, старинная, редкая, дорогая. Да и кофта, белая, чуть пожелтевшая от времени, с расшитыми дивными узорами рукавами, тоже была непростой – уж больно тоненькая, нежная, благородная, из старых резных сундуков. Безрукавка с баской вообще казалась произведением искусства, так вещи расшивали цветным шелком только в старину, сейчас и рук золотых нет таких, вывелись. Алешка залюбовался бабкиной красотой, даже рот раскрыл. Катарина заметила, улыбнулась довольно, погладила парня крошечной сухой ладошкой по плечу.
– Видишь, понимаешь. А Галинка, свистушка, все новомодные больше наряды подбирает, вырядится, как клоун в штаны и довольна. Не понимают ни бабы, ни мужики нынешние истинной красоты женской, бродят уродцы среднего полу. Тьху. Пошли, миленький, ручку покажу.
Алешка и не помнил, как в доме у них первый раз было, зато сейчас, как вошёл, так и обалдел. Снаружи домик старенький, бедный, да и внутри обстановка небогатая, но зато вылизано все, начищено, намыто, аж сияет. Даже половники, висящие на стенке маленькой кухоньки, медные, блестящие отражали вечернее солнышко, как рыжие зеркала. Стол, накрытый вязаной скатертью, ломился от пирогов, вазочек с разными вкусностями, стояли крошечные хрустальные рюмочки, и две тяжелые бутылки тёмного стекла тоже картину не портили.