История одной беременности - стр. 20
— Мама! — шикает Кирилл.
— Чего мама? — вдруг оживает его отец. — Правильно всё Инка говорит. Нечего тут фифу строить, когда простейшего дела сделать не можешь. Вон, Полинка двоих уже настрогала, Анжелика не отстает. Только Кирюха рот разинул да ждет чего-то.
— Ну, подождите ругаться, — цокает Анжелика, и только я хочу её поблагодарить, как насмешливо объясняет. — Кирюха знал, кого в жены берет, он же рассказывал, что ещё до свадьбы осечка с презервативом вышла, а беременности не случилось. Чего вы на Ритку взъелись? Не только она виновата.
Не только она?!
Я перевожу изумленный взгляд с сестры Кирилла на него самого, но тот лишь закатывает глаза. Он, конечно, пытается остановить жаркий спор, но особо не лезет. Так, ради галочки.
— Скажи им… — шепчу я, готовая от стыда провалиться сквозь землю.
Скажи им, что проблема у нас обоих, что мы лечимся, витамины пьем, что мужской фактор тоже присутствует.
Но мой муж принципиально молчит.
И я ощущаю, что, несмотря на правильное питание, бок начинает разрывать от боли.
Разумеется, они быстро переключатся с меня на рождаемость в целом, на актрис, которые беременеют в шестьдесят лет. Но остаток вечера проходит как в тумане. Ноет живот, но на душе ещё больнее и гаже.
Кирилл не поддержал меня. Разрешил говорить, что я не только бесплодная, но ещё и виноватая во всех грехах. А он, видите ли, знал, кого выбирал. Какой замечательный человек. Подобрал болезную Ритку...
Мы уходим первыми. Пусть меня считают неблагодарной невесткой, но мне неприятно задерживаться в этом доме.
Свекровь на прощание порывается поцеловать меня в щеку, но я делаю вид, будто срочно захотела перетянуть шнурки на кедах.
— Ты на меня не злись, Ритка, я же добра тебе желаю. Кушай нормально и внуков нам уже скорее давай, хватит выпендриваться, — дает последние наставления. — А, цветок купи себе. Спатифиллюм, женское счастье, если по-нашему. С ним точно родишь.
— Угу, я поняла. Обязательно куплю.
Мы выходим на улицу, и только там Кирилл пристыженно улыбается:
— Прости, не хотел ругаться с родней. Ты же знаешь, они потом весь год обижаться будут. Оно нам надо?
— Ты должен был меня защитить, — одними губами.
— А чего защищать? — дергает он плечом. — Что они такого сказали? Ну, есть проблема, ну, исправим её.
— Они считают, что проблема только во мне!
Я взрываюсь, перехожу на крик и еле-еле затыкаю саму себя, чтобы не закатить скандал посреди улицы.
— Ну, не так уж они и неправы, — опять улыбается Кирилл; он подвыпил, а потому расслаблен и доволен собой. — Помнишь, мне в последний раз сказали, что с моими показателями некоторые женщины и сами беременеют. Ну, да, жизнеспособных сперматозоидов маловато. И что? Есть же какой-то процент. Только он никак не может совпасть с твоими яйцеклетками. Ну и кто из нас болен?
Не хочу продолжать разговор. Не хочу ругаться, спорить до хрипоты, показывать научные статьи, которые как на подбор твердят, что если из сперматозоидов подвижны только пятнадцать процентов, то это не самый лучший показатель.
Но недавно Кирилл нашел какого-то врача-мужчину, который убедил его, что страшного ничего нет, надо просто витамины пить и в сауне особо не греться.
Больше я ничего ему не говорю. Всю дорогу молчу, отвернувшись к окну.
Мы подъезжаем к дому, и мне так плохо, так невыносимо больно. Во всех смыслах.