История о краже. Схватка с судьбой - стр. 94
Она ведь не просто так видит детёныша. Не просто так показывают именно его. Брат, её бедный добрый брат. Лирка глухо зарыдала. Надежды, что он жив, в ней и раньше было мало. Но почему его судьба оказалась такой злой и жестокой?
Рыдания сменились судорожным глубоким дыханием. Девушка повернула голову набок и уставилась на лунную дорожку, бегущую по полу и её «берлоге». Тихо. За окном пела какая-то ночная птица. Лаяли собаки. Внизу кто-то ходил: скрипели половицы и доносился приглушённый кашель. На стуле серебром поблёскивало шёлковое платье. На отдыхающего призрака похоже.
Девушка перебралась на разложенный прямо на полу матрас и укрылась одеялом. В мыслях наступил покой. Долгожданный покой. Может, ей почудилось? Привиделось? Страх же такой пережила. Нет, почудилось, нет у…
В груди что-то вязко шевельнулось, в голове вновь зазвучал вкрадчивый, насмешливый голос, и Лирка, застонав, перевернулась и зажала уши руками.
– Уйди… уйди…
Голос усиливался, с ним усиливался и страх. Страх потерять себя, и девушка, решительно отбросив одеяло, скатилась на пол. Раздался хруст, и через минуту на лапы, брезгливо отряхиваясь от клочьев ночной рубашки, поднялась медведица. Она властно обозрела свои владения, ревниво прищурилась и дёрнула ухом, словно отмахиваясь от надоедливой мухи. На звучавшие в башке голоса ей было решительно всё равно. Голос негодовал, распалялся, а зверь, широко зевнув, обнюхал перину и, фыркнув, покосолапил к «берлоге».
Зиш и Иия устроили сегодня истерику, когда он, Узээриш, в очередной раз сказал, что мама и папа не могут прийти. Они не понимали, почему родители оставили их, а Риш не мог сказать правду.
Просто не мог. Грудь в лёд превращалась, стоило только подумать об этом.
Риш в очередной раз поднял стакан, и по горлу потекло вино.
Связных мыслей в голове уже не оставалось.
Он всё ещё надеялся, что хотя бы отец выживет. Отчаянно надеялся. Не спал, не мог толком есть, не был в состоянии думать о чём-то другом.
И в то же время он понимал, что папа больше не откроет глаза.
Отец должен был прожить долгую жизнь. Они с Лийришей хотели ещё трёх детей. Целое гнездо птенцов, чтобы оно трещало от них! И, если боги будут щедры, хотя бы одного лисёнка. Они так хотели, чтобы их семья была большой и шумной.
Его отец был таким добрым, ласковым… Справедливо ли, что именно он умирает? Почему не умрёт кто-то другой, кому действительно стоило бы умереть?
Стакан опустел, кто-то услужливо вновь его наполнил.
Слёзы брата и сестры окончательно сломили Узээриша. Не смог находиться рядом с ними и бежал, оставив на охрану. Ему хотелось выть, рычать и просто рыдать от бессилия. Он не мог ничего сделать для них. Не мог вернуть ни отца, ни Лийришу. Не мог он сделать ничего и для себя. Боль просто разъедала грудь, жевала сердце и удушливо сминала лёгкие.
Он не хотел пить. Ему просто хотелось ощутить хотя бы капельку спокойствия, хоть на мгновение, секунду. Отрешиться от безумия, забыть и отдохнуть. Хотя бы чуть-чуть! А вино действительно приносило облегчение. Совсем недолгое, пока катилось вниз, в желудок. Оно спугивало боль, лёгкие расправлялись, сердце облегчённо замирало, а в груди горячело. Потом всё опять возвращалось, но передышка, передышка… Как же она ценна!
После третьего стакана измученное недосыпами, волнениями и отчаянием тело начало хмелеть. Мгновения облегчения стали растягиваться в десятки секунд, а потом и в минуты. Мысли путались, в груди продолжало тянуть, но Риш уже не всегда мог вспомнить, почему ему так плохо. Он хотел облегчения.