История нашей жизни том-5 - стр. 4
Обычно социологи выделяют несколько главных функций своей науки. Некоторые из них являются общими для всех наук: не только общественных и гуманитарных, но и естественных. К таковым относятся сбор эмпирических данных и их теоретическое осмысление. Однако важное отличие социологии, которое сами социологи понимают как весомый ее плюс, – это ее практическая ориентированность.
В этом направлении выделяется прогностическая, производственная и политическая функции.
К сожалению, а может быть и к счастью, – прогнозы социологов сбываются не всегда. Один из несбывшихся прогнозов – расчет роста численности населения в XX в. В начале XX в. по демографическим данным XIX в. был составлен график. Получалось, что население растет по параболе. Когда линию параболы продолжили до конца века, получилось, что к этому времени на Земле не должно остаться ни одного свободного пятачка. Вся поверхность суши должна была быть занята людьми, стоящими вплотную друг к другу.
Однако, как видим, этого не произошло. Население выросло, но не так грандиозно. Чего не учли при расчетах в начале XX в.? Оказалось, не учли многого. Во-первых, росту населения помешали две мировые войны, масштаб которых в начале века никто не мог себе представить. Но не это оказалось самым главным. Главным, и это во-вторых, оказалось изменение жизненных ценностей людей в XX в. Никто не мог себе такого представить. Ученые исходили из допущения, что чем лучше будут жить люди, тем более активно они будут размножаться. Это допущение, справедливое в отношении животных, как оказалось, не работает в отношении человека. Точнее, работает, но до определенной стадии развития.
В «отсталых» обществах, в которых жизнь идет сообразно традиционному укладу, жизненная траектория человека выстраивается вокруг семейных ценностей. Ребенок, рожденный в небогатой глинобитной лачуге где-нибудь в центральноазиатском регионе, взрослея без электричества, телевидения, радио и Интернета, не имеет других целей, кроме как вырасти, жениться, нарожать детей и дождаться внуков, которые пополнят производственные силы его семьи. Его сверстник в развитой европейской или североамериканской стране мечтает совсем о другом. Он мечтает увидеть мир – попутешествовать, мечтает сделать карьеру, мечтает получить от жизни максимум удовольствий, о которых он узнаёт из средств массовой информации. Семья и дети тоже присутствуют в его wish-list’е, но далеко не первым, и даже не вторым номером. Юный европеец отодвигает детей на тот жизненный период, когда все известные ему соблазны будут уже перепробованы. Нередко дело до них так и не доходит. Поэтому в неблагополучном Афганистане ситуация с рождаемостью обстоит гораздо лучше, чем в благополучной Норвегии. Кстати, если ориентироваться на этот показатель, Россия живет совсем неплохо: типологически жизненные стратегии наших сограждан ближе к норвежским. Интересно еще и то, что постепенно западный взгляд на жизнь завоевывает всё бо́льшую популярность в мире. Относительно недавно в историческом масштабе Китай отчаянно сражался за снижение рождаемости. Лозунгом китайского правительства был: «Одна семья – один ребенок». Но теперь и китайцы начинают постепенно понимать, что деторождение – не единственное развлечение, придуманное человечеством. Недалек тот час, когда и китайское общество двинется по пути патологического старения. График роста численности населения круто изменил свое направление, и в настоящее время стал гораздо более пологим. Население растет, но совсем не так стремительно, как то предполагали в начале XX в.