История нашей жизни том-4 - стр. 58
Старик растрогался и с дрожащим от слез лицом отправился в другой конец стола, на место, отведённое ему Прасковьей. Там он что-то сказал своим друзьям и те стали его утешать, как маленького дитя, поглаживая седую голову старика своими мозолистыми руками.
Старик только постоянно кланялся всем присутствующим за большим столом. Когда торжественная часть нашего застолья подошла к концу, Павел Степанович сослался на свою усталость. Сказал, что пойдёт спать. Распорядился, чтобы кучера развезли всех по домам. Мы с Фёдором тоже отправились спать в ту самую комнату, которую мне выделили с гардеробом.
Мы оба, действительно, так сильно устали за прошедшие дни, что, едва добравшись до постели, тут же крепко уснули. даже не чувствовала, как сонная рука Фёдора трогала мои груди. От усталости мне было не до половой связи с моим законным мужем.
17. Без вины виновата.
После длительных и весьма опасных путешествий от имения «Рагули» до Старого хутора и обратно, а также после свадьбы в саду имения «Рагули» нам некуда было спешить. Мы могли спать столько, сколько позволяет здоровье. Однако спать долго нам не пришлось. Нас разбудила беда.
– Ой! Помогите! Боже мой! – сквозь сон, услышала вопли Прасковьи. – Быстрее! Оля зарезалась!
Накинув на голое тело домашний халат, выскочила из своей комнаты и побежала в комнату Ольги, которая была рядом с нашей комнатой. Прасковья стояла у двери с веником, и вся дрожала от страха увиденного ею в комнате Ольги. Подошла к двери и ужаснулась. Ольга лежала в белой ночной рубахе лицом вниз на полу в луже собственной крови. Из её спины торчало огромное лезвие острого ножа.
Видимо, это когда она себя зарезала, то упала на ручку ножа и проткнула нож глубже? Кровь была свежей. Выходит, что все только что случилось. Всего несколько минут назад Ольга была жива и, чем-то, занималась?
Посмотрела на письменный столик Ольги и увидела на нем исписанный листок белой бумаги. Подошла к столику. Листок лежал рядом с керосиновой лампой и был придавлен чернильницей. На листке красивым почерком было написано:
«Мама и папа, простите меня за этот поступок. Больше не могу носить под сердцем дитя насильника и груз убитых мной парней. Люблю вас. Не забывайте меня. Прощайте. Ваша Оля».
Листок был закапан слезами, которые расплылись между строчек. Капли слез были свежими, даже не успели высохнуть. Выходит, что Оля зарезалась перед входом в комнату Прасковьи.
– О! Боже мой! – услышала, за спиной голос Евдокии Лукьяновны, она сразу упала без чувств.
Прошла минута. Комната заполнилась родственниками и слугами имения. Устин подошёл к телу Ольги. Осторожно перевернул её тело. Рукоятка финского ножа была плотно прижата под грудью к телу в области сердца. Все тело Ольги сжато как пружина до придела.
Будто душа готовилась к полёту, но ей мешал финский нож. Устин взялся за рукоятку ножа и резко выдернул его из тела Ольги. Все тело как бы вздохнуло, выпрямилось на всю длину, а из открытой раны брызнул фонтан крови, оставшейся в сердце.
Кровь обрызгала стоящих рядом с трупом людей. Струйка крови медленно потекла в сторону родителей, стоящих рядом с трупом Ольги, словно прощаясь с ними.
– Её душа покинула нас, – облегчённо, сказала Прасковья. – Сейчас Оля на небесах у господа Бога.
Прасковья показала в небо рукой и все взглядом, как бы проводили душу Ольги туда, на небо, к господу Богу. Женщины принялись креститься и оплакивать кончину Ольги.