История Крестовых походов - стр. 30
Граф Роберт Фландрский благополучно прибыл в свои европейские владения, где показал себя образцовым хозяином: он отдал много сил, чтобы восстановить пришедшее в упадок во время его отсутствия, но не успел окончить задуманного вследствие преждевременной смерти – результата неудачного падения с лошади.
Герцог Роберт Нормандский остался таким же ветреным и беспечным, каким был до отъезда в Святую землю. На обратном пути в Европу он пленился красотой дочери одного итальянского графа, что задержало его на год вдали от родного герцогства. В результате этой задержки он упустил английский престол, на который после смерти Вильгельма Рыжего имел неоспоримые права. Впрочем, он мало горевал об этой утрате; вернувшись в Нормандию, он предался веселой жизни, окружив себя ватагой собутыльников и гуляк, чем восстановил против себя население герцогства. Этим воспользовался его брат, Генрих I, наследовавший Вильгельму. Он пошел войной на Роберта, вторгся в Нормандию, разбил и захватил старшего брата и запер его в замке Кардиф, где после восьмилетнего заточения Роберт и умер, забытый всеми товарищами былых баталий и былых попоек.
Евстафий, брат Готфрида Бульонского, возвратился в Лотарингию, где унаследовал небольшое имение своих родителей, после чего отказался от бранной славы и новых подвигов, закончив жизнь мирным помещиком.
На этом можно было бы закончить и историю Первого крестового похода. Но специфика его такова, что, имея вначале своеобразную увертюру в виде одиссеи Петра Пустынника и других, он имел и не менее своеобразный финал, столь же плохо организованный и так же печально завершившийся.
Здесь демиургом явилась судьба некоторых владетельных князей, не вынесших трудностей похода и бежавших до его окончания. Вспомним: в их числе оказались брат французского короля Гуго Вермандуа и граф Стефан Блуасский. И одному и другому общество не простило их позорного бегства, а жена графа Блуасского даже грозила оставить мужа как изменника законам веры и рыцарства. Общие укоры стали настолько серьезными, что оба принца, а вместе с ними и многие другие оказались вынужденными вновь покинуть родину и отправиться обратно на Восток. Но справедливость требует заметить, что не только укоры подвигнули беглецов на их решение.
Обычно плохое быстро забывается, а хорошее остается. Те, кто возвратился в Европу, рассказывали больше о своих победах, чем о поражениях, и демонстрировали слушателям не столько потери, сколько приобретения. Они вспоминали, что там, на Востоке, их братья ухватили целые княжества и королевства; трудно было забыть и о шести телегах Танкреда, наполненных золотыми и серебряными изделиями, захваченными в Иерусалиме. Естественно, нашлись желающие испытать свое счастье, и к беглецам, решившим вернуться в Азию, присоединились толпы других, еще не побывавших на Востоке и смотревших сквозь розовые очки на перспективы, тем более что, по мысли новых крестоносцев, теперь предстояло не столько завоевывать, сколько утилизовать завоеванное другими.
Среди вновь обращенных были люди с широко известными именами. К ним принадлежал Гильом, граф Пуатье, человек высокого интеллекта, родственник германского императора и один из самых могущественных вассалов французского короля; за ним потянулись многие из его подданных, в том числе молодые дамы и девицы. Примеру графа Пуатье последовали графы Неверский и Буржский, а также герцог Бургундский, рассчитывавший найти могилу своей дочери, погибшей в Малой Азии. Из Италии отправились граф Бландра и Ансельм, архиепископ Миланский, из Германии – граф Конрад, маршал императора, герцог Баварский и маркграфиня Австрийская, увлекшая за собой большую свиту. На предстоящее путешествие все эти люди смотрели как на увеселительную прогулку, богатую приятными приключениями и созерцанием экзотических стран. Действительность быстро унесла их надежды.