История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - стр. 89

: на родине Газневидов теперь было просто некем и нечем управлять, так как люди были частью убиты, частью уведены в плен, а здания и плантации были сожжены. Бахрам остался в Индии и поселился в Лахавуре (Лахоре), где и умер в 552 (1157) г. Долины Газны никогда не могли оправиться от этого разорения, хотя, конечно, некоторые из бежавших жителей возвратились и обстроились; даже в наши дни только два высоких минарета, стоящие среди груды развалин, – один из них с надписью воздвигшего его Масуда II – указывают на то место, где некогда стояла Газна[152].

Нельзя было ожидать, чтобы Синджар очень радовался, глядя на «сожигателя мира». Если бы он вздумал двинуться на Газну с одной стороны, а Бахрам-шах – с другой, то положение жителей Гура, запертых в проходах, могло быть весьма затруднительно: этим, вероятно, и объясняется немедленное отступление Ала ад-дина из завоеванной им территории после ее навеки непоправимого разорения[153]. Но по той же причине ему в скором времени следовало опасаться нападения Сельджука, под верховной властью которого находились не только опустошенные округа, но и Гур.

Государь Фируз-Куха решился предупредить это, пока его войска находились в действии: для этого он уже в следующем году (545 = 1150 г.) напал на владения Герата, где нашел поддержку против Синджара в нескольких эмирах, склонных к мятежу. Но султан не заставил долго ждать себя: он побил Ала ад-дина вместе с его союзниками вблизи Герата и взял самого государя в плен. Два года оставался он в неволе; затем его освободили и отправили обратно в Гур, который все же никто не умел так хорошо держать в повиновении, как он. За порядком же среди самовольных горных племен приходилось следить уже потому, что по соседству с ними уже начинались опасные движения в таком же духе. А именно тем временем обнаружилось второе последствие занятия Трансоксании Гур-ханом, которое еще больше заставляло призадуматься. Мы уже знаем, что каракитаи не притесняли таджиков[154]; но гораздо хуже была судьба тех турецких племен, которых они уже застали в стране. Они были такими же кочевниками, как и их завоеватели; понятно, что завоеватели, желавшие одни владеть пастбищами, в короткое время изгнали первых, и тем пришлось искать себе убежища.

Они принадлежали к тому же великому народу тузов, от которых произошли сельджуки и их предшественники: подобно им, они перешли за Оксус только из нужды, ища убежища, но без враждебных намерений. Все последующее напоминает бывшее раньше, с той только разницею, что тузам VI (XII) в. суждено было подготовить место гораздо более жестоким людям, чем их соплеменникам V (XI) в. За небольшую дань Синджар позволил непрошеным гостям пасти свои стада по обе стороны Оксуса (у султана остались и на правой стороне несколько укреплений, прежде всего сильно укрепленный Тирмиз). Но эмир Балха, которому было поручено собирать дань, по обыкновению восточных чиновников дал место своей алчности, превзошел свои полномочия и с течением времени породил многочисленные столкновения, которые в конце концов привели к открытому восстанию тузов. По дошедшим до нас известиям, их было 40 тысяч семейств, следовательно, конечно, больше такого же числа воинов, поэтому султан, который едва ли успел позабыть печальное столкновение с каракитаями, не особенно-то желал затевать с ними дела. Но, быть может, вследствие того, что неуспехи с каракитаями и Атсизом вместе с наступающей старостью помрачили ясность его мыслей и уверенность в себе, эмирам (они прежде всего не терпели уступок в вопросе о сборе дани) удалось уговорить его отклонить довольно еще смиренные предложения о мире. Но в этом случае солдаты думали иначе, чем их начальники; они не имели ни малейшего желания сражаться с своими соплеменниками