История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - стр. 39

Нетрудно понять, почему султан, несмотря на все поставленные ему на пути затруднения, представлявшие для него столько же унижений, так упорно стремился дойти до задуманной им цели. Его династия находилась в том же самом положении, в каком находились Бунды, когда они достигли могущества и почета: для удержания приобретенного ими престола и власти Сельджуки могли рассчитывать только на свою личную храбрость и энергию и еще более на привязанность к ним их эмиров и солдат. Чтобы упрочить эту привязанность, тесный союз с халифом представлял величайшую ценность ввиду того, что турки, в качестве добрых суннитов, чтили халифа, как духовного своего главу. Поэтому сын султана и дочери халифа имел бы уже вдвойне право на повиновение турецких подданных. Однако судьба отказала прежнему своему любимцу в исполнении этой заветной его мечты. Тогриль-бек умер 8 рамадана 455 г.[61] (4 сентября 1063 г.) от болезни в Рее, куда он вскоре после своего брака отправился из Багдада. Суннитские писатели, которым мы обязаны самыми древними известиями о первых султанах из рода Сельджуков, необыкновенно расхваливают его за благочестие, ум и мягкость. Последнее подразумевает, вероятно, cum grano salis, хотя можно допустить, что уже из одной мудрости Тогриль-бек старался положить предел ужасным опустошениям, которые турки его творили в завоеванных землях. Рассказы византийцев о том, как тузы, сельджуки и туркмены хозяйничали в греческо-армянских областях[62], так ужасны, что и в нем и в его преемниках мы навряд ли можем предположить большую склонность к ангельским добродетелям, чем в турецких султанах из дома Османов, именем которых в более поздние времена немецкие матери имели обыкновение пугать своих детей. Все же для Сельджука Тогриль-бек был достаточно человеколюбив, что явствует из снисходительности, с которой он отнесся к брату Ибрахиму после первой его попытки мятежа. Во всяком случае, он был могучий воин по образцу Махмуда из дома Газневидов, хотя ему не пришлось бороться с такими значительными затруднениями и препятствиями, как Махмуду. Поэтому вопрос остается нерешенным, который из них двоих был одарен более выдающимся военным талантом. Во всяком случае, Махмуд превосходил Тогриль-бека восприимчивостью к духовным интересам; зато несколько прочнее оказалось политическое единство государства, основанного Тогриль-беком при помощи брата его Чакыра. Их сыновья показали себя достойными своих отцов.

Или, вернее, отца, так как у Тогриль-бека не было другого потомства, кроме совершенных им славных дел. Чакыр-бек имел несколько сыновей; из них мы уже знакомы с Альп Арсланом, Якутием и Кавурдом (см. выше). Кроме этих сыновей у Чакыра был еще от другой жены сын Сулейман, который вместе с матерью, после смерти отца, нашел себе приют у Тогриль-бека и находился при нем в Рее, когда последний там умер. Тогриль был женат на вдове брата, и визирь Амид аль-Мульк, получив известие о смерти своего господина, спешно бросился в Рей и объявил тут, что Тогриль назначил своим преемником племянника и пасынка своего Сулеймана. Было ли это действительно так или нет, теперь, конечно, трудно решить; но, во всяком случае, подобное распоряжение могло быть лишь вынуждено у больного человека, или же Тогриль-бек так ослабел умом в последние дни перед смертью, что пожелал увенчать славную жизнь свою великою глупостью. К счастью, дело устроилось иначе: когда Амид аль-Мульк, дав полную волю своему честолюбию, – по-видимому, он ждал для себя невесть каких благ от вступления на престол молодого и неопытного султана, – тотчас же велел внести имя Сулеймана в хутбу, он этим доказал, что иногда самый хитрый дипломат оказывается весьма плохим государственным деятелем. Нужно было быть крайне близоруким, чтобы вообразить себе, что Альп Арслан, державший в крепкой руке своей весь восток и представлявший собой мужественного, энергичного кумира солдат, наподобие Тогриль-бека, даст себя провести человеку пера. Но до братоубийственной войны, которая непременно бы вспыхнула, дело, однако, не дошло: полководцы Тогриля просто-напросто объявили, что о подобном, как Сулейман, султане они и слышать не хотят, и все перешли к Арслану. Тут и Амид спохватился и поспешно велел поминать в общественных молитвах сначала старшего брата. Но уже было поздно. Когда вскоре затем Арслан, в качестве всеми признанного султана, совершил въезд свой в Рей, он велел схватить визиря и отвезти его в Хорасан, где в конце 456 (1064) г. два раба султана объявили ему его смертный приговор; они хотели его задушить, но старый поверенный Тогриль-бека не был лишен ни чувства собственного достоинства, ни мужества. «Я не грабитель и не разбойник!» – воскликнул он, оторвал кусок материи от широкого рукава своей хламиды, сам завязал им себе глаза и спокойно принял смертельный удар. Для народа было все-таки счастьем, что старому визирю пришлось сойти со сцены: хотя и уроженец Хорасана, он был фанатик-суннит, считавший даже приверженцев Ашари недостаточно правоверными, а шиитов – отвратительными еретиками, и постоянно побуждал Тогриль-бека к принятию притеснительных мер против ненавистного его визирю религиозного направления. Этого-то не было больше после вступления на престол нового султана. Альп Арслан (455–465 = 1063–1072 гг.) был великим воином перед лицом Аллаха, какими были до него отец и дядя, и так же как и сын и преемник его Мелик-шах (465–485 = 1072–1092). Он предоставил почти неограниченное внутреннее управление государством своему визирю Хасану ибн Али, прозванному Низам аль-Мульк («поддержка государства»). Этот последний был тоже перс, родом из Хорасана, но более мудрый государственный деятель, чем несчастный его предшественник. Сын дехканина, он родился в 408 (1018) г. в Тусе. В очень молодых годах, еще при Газневидах, даровитый юноша выступил на административное поприще; затем получил место секретаря сельджукского наместника в Балхе, а в заключение, когда, после смерти Чакыр-бека, Альп Арслан вступил в управление восточными провинциями, он сделался его визирем; хотя для турецкого администратора, занимающего к тому же высокий пост, Хасан ибн Али исповедовал правоверие и выказывал величайшее благочестие, все же недаром текла в его жилах кровь персидских дехкан: он отлично понимал, насколько разумная веротерпимость в интересах страны и ее повелителя. Поэтому он тотчас же уговорил Альпа Арслана отменить меры, направленные против шиитов и ашаритов, и даже более того, почетом, оказанным могилам алидских имамов