История Древней Греции - стр. 16

. Не говоря о том, что выставляемое здесь против Геродота обвинение в пристрастии не оправдывается ни сочинением его, ни фактической историей персидских войн, в «известиях» Диона и Плутарха мы имеем разительный пример того, как в пору позднейшей древности, когда классические писатели стали предметом систематического изучения, недостаток достоверных сведений о личности писателя восполнялся выдумками, часто совершенно ошибочно построенными на тех или других местах самих сочинений интересовавшего их автора[23]. Если Геродот, по мнению малосведущего грамматика, льстит одному народу, то сделано это за деньги; если осуждается поведение другого, то нипочему иному, как из мести за отказ в деньгах; похвалы и осуждение, сопровождавшиеся практическими последствиями для автора, могли стать известными только путем публичного чтения им своего труда, которое к тому же было в обычае в эпоху позднейшего грамматика, – путем комбинации подобных элементов возникали «известия» о чтениях Геродотовых историй в разных городах, а затем подыскивались, правда большей частью неудачно, учреждения, выслушивавшие чтение, устанавливались самые даты его; именно таково происхождение большинства хронологических сведений даже у таких специалистов хронологии, как Эратосфен и Аполлодор.

Любопытно разногласие ученых по вопросу о том, что было читано историком в Афинах, так как все согласны относительно неверности показания древних о декламации целого сочинения. В изложении своей гипотезы о порядке составления Геродотовой истории Кирхгоф утверждает, что предметом афинского чтения были первые две с половиной книги (I–III, 119). Но тогда не видно, чем же так восхищены были афиняне в повествовании историка о первых временах персидского царства и о Египте[24]. Когда древние говорят о необычайном впечатлении, какое история Геродота произвела на афинян, то, разумеется, имеют в виду прежде всего изображение доблестей афинян в борьбе с персами. Вот почему большинство ученых, допуская публичное чтение в Афинах, вынуждено отыскивать другие части истории, более способные оправдать и восторг афинян, и небывало щедрую награду автора. Но дело в том, что поиски эти не имеют для себя в преданиях никакой опоры.

Рафаэль Санти. Платон. Фрагмент картины «Афинская школа». 1511 г.

Одним из оснований к преданию о публичных чтениях Геродота, которым пользуются и новые ученые, могли служить выражения Фукидида о предшественниках его по историографии, именно что прежние «прозаики» (λογογραφοι) слагали свои рассказы в заботе не столько об истине, сколько о приятном впечатлении для слуха, что его произведение не есть предмет состязания для временных слушателей, но достояние навеки (κτημα ες αει). Что Фукидид в данном случае не мог разуметь публичного чтения исторических сочинений, ясно из того, что под «прозаиками» разумеются у него, кроме Геродота, так называемые логографы, генеалогии и географии которых менее всего могли быть пригодны для всенародного чтения на празднествах. Потом, второе выражение афинского историка относится, вероятнее всего, к софистам, а не историкам. Действительно, Псевдо-Плутарх изображает «отца истории» в виде софиста, ходящего по городам для собирания денег чтениями своей истории; надо полагать, что именно такое представление и послужило главным источником позднейших рассказов о чтениях вообще. Наконец, мы не знаем, почему так, но до сих пор критика оставляет без внимания, что греческий глагол ακονω имеет значение не только «слушать», но и «читать». Так у Платона (Федр, 268) есть выражение εκ βνβλιου ακουω, «я вычитал из книги». У самого Фукидида слово ακοη имеет значение предания, известия, без отношения к тому, устное ли оно или записанное. У Полибия, у позднейших ораторов и других писателей οι ακουω употребляется обыкновенно в смысле читателей. Другим основанием к тому же представлению было недоразумение, будто Геродот сразу, у своих же современников стяжал себе славу великого писателя, возбуждавшего своей историей восторги в одних и негодование в других, недоразумение, возникшее, естественно, в пору прилежных занятий писателями V века; достойнейшим представителем этих занятий был современник Августа Дионисий Галикарнасский. Таким образом самое большее, что можно признать относительно Геродота и более ранних историков, – это чтение отрывков в ограниченном кругу близких людей.