История дождя - стр. 16
Итак, когда Авраам собирается стрелять куда-то туда, где могут быть немцы, фьють! – мундир опять разорван, на этот раз чуть ниже сердца. И сразу же Авраам тяжело падает.
Для Дедушки больше ничего нет.
Но есть Брешь.
Белое пространство, в которое он ушел от мира сего.
Я тоже знаю, на что это похоже, когда последнее, что вы чувствуете, – кто-то ущипнул вас за руку, что может быть немного, ну самую малость, больно, и вы проваливаетесь туда, где все зависит только от силы вашего воображения. В библиотеке моего отца есть особый раздел как раз для таких случаев. Например, Томас Траэрн[81] (1637–1674 гг.), поэт, мистик, входящий в Рай (Книга 1569, «Фаберовская Книга Утопий», Джон Кэри, Фабер и Фабер, Лондон), написал: «Зерно было восточной и бессмертной пшеницей, которую никогда нельзя было ни пожинать, ни даже сеять… пыль и камни на улицах были такими же драгоценными, как золото. Сначала Врата казались мне концом мира сего. Зеленые деревья, когда я впервые увидел их через Врата, привели меня в восторг, и я пришел в восхищение… Человеки! O, какими достопочтенными и благочестивыми созданиями кажутся старцы! Бессмертные Херувимы! И юноши, блестящие и искрящиеся ангелы; и девы, странные и серафические части жизни и красоты! Мальчики и девочки, кувыркающиеся и играющие на улице, похожи на живые бриллианты».
В Раю есть настоящие врата?
Спасибо, Томас. Но мы возвращаемся к повествованию: Дедушка умер в яме.
Это воронка от бомбы. Парни-артиллеристы развлекаются тем, что взрывами делают воронки во Франции, и некоторые, например, та, где лежит Дедушка, очень глубоки. Он лежит на боку, и его душа занята последними приготовлениями к Загробной жизни. А наверху атака уже захлебнулась, англичане отступают, немцы переходят в наступление.
Похоже на Танец у Джейн Остин: Движение Вперед – Движение Назад, только с оружием и в грязи. Атакующие немцы продвигаются вперед мимо Дедушкиной Воронки.
Один из немцев замечает, что Дедушка шевелится, и прыгает вниз. Да, прыгает. Прыгает вниз – в воронку. И выхватывает штык-нож.
Он чистый, потому что тонкие маленькие ножны защищают его от грязи. Дедушка видит блеск металла и хочет вытащить свой револьвер.
Только рука его не работает, и потому вытащить револьвер не удается.
Дедушка пробует еще раз, мысленно говоря себе: «Вытащи твой револьвер!» Но его тело лишь извивается в грязи, а немец уже близко. Дедушка смотрит на свои руки, приказывая им проснуться, и тут замечает, что вся его грудь покрыта липкой темнотой. Приходит понимание того, что штык – наименьшая из проблем.
Немец стоит над Дедушкой. За спиной немца небо, а в руке нож.
Дедушка видит вспотевшее лицо врага, его умные спокойные глаза. Немец склоняется к Дедушке и делает нечто удивительное – дважды похлопывает Дедушку по плечу и произносит:
– Томми[82], окей, Томми, окей.
А затем штык-ножом отрезает полосу ткани и быстрыми умелыми движениями перетягивает жгутом руку Дедушки. Потом открывает свой пакет с тем, Что-Надо-Использовать-Если-Вы-Ранены, – такой пакет в немецкой армии есть у каждого солдата, – вынимает что-то из него и прикладывает к ране в груди Дедушки.
После чего окидывает взглядом свою работу – ведь быть немцем значит не оставлять ничего недоделанного – и кивает. Дедушка опять видит его глаза. Их он будет помнить всю свою жизнь.