История болезни. Том 2. Терапия - стр. 6
Естественно, в трампарке такого оборота не ожидали. Про увольнение тут же забыли. Матушке оформили полный рабочий месяц, как будто ничего и не было. Но проверки всё же были, кое-кого попёрли. Профсоюзную лидершу тоже потрясли, но удержалась. Однако злобу затаила и не упустила возможности подгадить мне при приёме на работу. А могла бы вспомнить, что путёвку в санаторий, которую в трампарк ежегодно выделяли на меня (хронический гломерулонефрит с 12 лет), мадам профсоюз зажимала для своей доченьки. Узнал я об этом совершенно случайно, когда переводил свою историю болезни из детской районной поликлиники во взрослую…
Кстати, как раз в разгар рабочего лета я загремел в больницу с обострением гломерулонефрита. Помещение толком не вентилировалось, окна были наглухо закупорены. Чтоб, значит, кто-нибудь мешок с деньгами в окошко не выбросил. К концу дня все бегали мокрые как мыши. А там уже дело техники – вышел потный на улицу, на ветерочке просвистело, простуда и очередное осложнение старой болячки…
Работёнка, доложу я вам, была самая скотская. Если не верите, то попросите в магазине или сберкассе разменять тысячу рублей монетами разного достоинства, от одной копейки до одного рубля. Запихните весь этот металлолом в холщовый мешок и потрясите минут двадцать. А потом содержимое мешка высыпьте на стол и попробуйте рассортировать мелочь. И учтите, что у вас задача заведомо легче, поскольку сейчас нет монет достоинством в 2, 3, 15 и 20 копеек. И ещё: в день выручка трампарка составляла несколько десятков тысяч рублей. На моей памяти и за сто тысяч переваливало.
Первую неделю я не мог спать. Только закроешь глаза – и перед тобой опять груды монет. Потом привык, но монотонную работу с тех пор ненавижу. И отлично понимаю героя Чарли Чаплина, который сошёл с ума, работая на конвейере. Я бы на его месте тоже сбрендил…
Когда в конце августа настало время увольняться, начальница разоткровенничалась: им из отдела кадров шепнули, что я в детской комнате милиции на учёте состоял (почти правда) за многочисленные кражи (враньё). И они всё ждали, когда я мелочь тырить начну…
ЧП трамвайного масштаба
Работа в трамвайном парке добавила трещин в светлый образ советского быта. Как сейчас принято говорить, шаблон начал рваться. Конечно, кое-что я от матушки слышал. Но одно дело слышать, а видеть своими глазами совсем другое.
Во второй половине июня настало время получать свой первый аванс. Касса трампарка находилась в здании администрации, рядом с кабинетами начальства, бухгалтерии и прочих высокопосаженных лиц. Тут же висел стенд со всякими важными бумажками. Обычно там вешали никому неинтересную макулатуру, но сейчас у стенда толпился почти весь трудовой коллектив парка. Продравшись к стенду, я увидел громадную стенгазету-"молнию", посвящённую случившемуся чрезвычайному происшествию.
Если вам, мои дорогие читатели, когда-нибудь доводилось поздно вечером или рано утром побывать на конечной остановке советского трамвая, то наверняка обратили внимание на вагоны, оставшиеся ночевать. Думаю, всем понятно, зачем их там оставляют – чтобы пассажирам утром не ждать, когда трамвай из парка добежит до кольца и пойдёт обратно. Одно из таких трамвайных колец было (может, и сейчас есть) на Бухарестской улице, напротив кинотеатра "Слава". Это место действия. А действующими лицами стали два приятеля, оба водители трамваев. Один уже свой дневной норматив отъездил, у второго оставался последний рейс с конечной на вышеупомянутом кольце. Впереди у обоих был выходной день. Который было решено посвятить излюбленному виду отдыха – игре в литрбол. Чтобы даром время не терять, бухло успели закупить ещё по дороге. И на кольцо прибыли в полном боевом снаряжении.