Историмор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте - стр. 59

Пример капитана Мильграма оказался заразительным, и в апреле 1959 года в связи с подготовкой шеститомной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза: 1941–1945» в ЦК с проектом директивы о снятии с секретного хранения и разрешении публикации в открытой печати документов по истории ВОВ обратились уже маршалы СССР – военный министр Р.Я. Малиновский и В.Д. Соколовский. Для работы по этому письму была создана специальная комиссия, результатом деятельности которой стало Постановление Секретариата ЦК КПСС № Ст-115/5с от 11 августа 1959 года, в котором одобрялась постановка вопроса(!), но само его решение переносилось до выхода 6-томника в свет. При этом секретный режим оперативных материалов уровня Ставки Верховного Главнокомандования, фронтов, флотов, групп фронтов и видов вооруженных сил оставлен без изменения, а «право первой ночи» в пользовании документами, которые, может быть, потом рассекретят, предоставлялось только «своим» – членам редколлегии издания, а также сотрудникам Отдела истории ВОВ при Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и Военно-научного управления Генерального штаба[141]. Позднее предметом особого рассмотрения становились данные о потерях советских войск в ходе отдельных операций, а собственно испрошенное маршалами решение было принято, как и обещано, несколько позже, – спустя пять с небольшим лет[142].

Сюда же можно отнести вопрос о публикации «Партизанское движение на Кубани (1942–1943 гг.)» в журнале «Исторический архив» (1957, № 3. С. 3—47) и последовавших за этим мерах по изъятию номера журнала, постановлении Секретариата ЦК КПСС от 2 августа 1957 года и административных мерах по отношению к руководству журнала[143].

Основной инстанцией, о которую разбивались любые лбы, – и высшей инстанцией, в которую направлялись служебные записки, а то и просто доносы, и которая принимала решения по конкретным вопросам «допустимости» чего бы то ни было в каждый конкретный момент, являлся ЦК КПСС и, в частности, такие его подразделения, как отдел пропаганды и агитации, отдел культуры. Иногда к вопросу подключались и другие аппаратные звенья, как то: отдел науки и техники, отдел административных органов или даже международный отдел. Входящие записки и докладные делились на, так сказать, негативные, предлагавшие что-нибудь запретить или не разрешить, и позитивные, предлагавшие что-либо, наоборот, разрешить. Интересно, что во втором случае тенденция не разрешить была еще сильнее, чем в первом. Формой представления при этом служила записка (чаще всего безо всяких пояснений) о нецелесообразности внесенного предложения. Так, 14 июля 1959 года Отдел культуры ЦК КПСС сообщил главному редактору «Литературной газеты» С.С. Смирнову о нецелесообразности его предложения об открытии специального счета и сборе пожертвований населения на поддержание памятников воинской славы в Севастополе, а 2 марта 1960 года Отдел административных органов сообщил председателю Госкомитета по радиовещанию и телевидению при СМ СССР С.В. Кафтанову о нецелесообразности популяризации деятельности во Франции Первого советского партизанского полка[144].

Но из каталога отчетливо проступает образ еще одной организации, чью роль и активность на идеологическом фронте и на цензурно-запретительном поле невозможно переоценить. Эта организация – Главное Политическое Управление Советской Армии и Военно-Морского Флота (сокращенно ГЛАВПУ, или, по старинке, ГЛАВПУР). 15 января 1941 года приказом НКО было объявлено, что никакая книжная продукция в Красной армии не может быть издана без предварительного согласования с ГЛАВПУРом