Истории одной монеты - стр. 6
– Тварь! Я сколько раз говорил: одна копилка, одна прорезь, одна монета. Нет, решила у меня за спиной ещё десяток монет принять в свою копилку! А, может, и сотню? Чё, оленя из меня захотела сделать на глазах всего села, шалава? Получай!
После очередного удара голова бабушки вывернулась совсем неестественно, тело её вдруг дёрнулось, словно от электрического разряда, и застыло. Именно это вывело меня из оцепенения, и я завизжал, громко и тонко, как девчонка. По ногам потекло горячее.
Дед встряхнулся, будто очнулся от сна, посмотрел вокруг, что-то пробормотал. Кряхтя, поднялся, и поковылял ко мне. Руки его бессильно висели вдоль тела, с пальцев капала кровь, оставляя на полу следы почти как в кино. Он присел рядом со мной на корточки, обнял и зашептал:
– Ну-ну, тихо, тебя-то не обижу, тише, это всё вот эта коза, вишь, до чего довела…
Я вырвался и побежал к соседям.
Через час приехала милиция, скорая. Дед не сопротивлялся, как и обычно, сидел на крыльце с сигаретой в зубах. Незажженной.
Ночью примчались родители, забрали меня, дрожащего в двадцать пять градусов тепла, словно в лютый мороз, домой.
Больше у деда я не гостил.
О смерти деда я узнал совершенно случайно. Планета к тому моменту разменяла третье тысячелетие со дня рождения еврейского плотника, а я разменял третий десяток, оставив за плечами брошенный институт, несколько административок за хулиганство и бесконечное количество ссор с родителями. Не то чтобы я был совсем безнадёжным – скорее попросту не придавал значения ничему, кроме сиюминутных желаний. Кочевал по сборищам маргиналов, зарабатывал, чем придётся. Поесть хватало – и то хорошо.
Заявился на похороны в надежде чего-нибудь прикарманить. Не из дома, конечно, формально я тоже там жил, но мало ли, что принесут с собой гости. Открытый гроб стоял в квартире, в моей бывшей спальне. Народу было немного, но никого, кроме демонстративно игнорировавших меня родителей, я не знал. Из подслушанного стало ясно, что от убийства бабушки деду каким-то чудом удалось отмазаться, и получить только условный срок. Может, помогли старые связи – теперь-то я понимал, кем он был на самом деле, а может всего лишь невероятный фарт. Как бы то ни было, пару месяцев его помурыжили по судам, да отпустили, и остаток жизни он провёл всё в том же селе, в окружении ненависти и страха соседей. А умер мирно, во сне, даже как-то скучно.
Поживиться оказалось решительно нечем. Сумки стариков и старух пустовали, а людей, хотя бы близких ко мне по возрасту, не наблюдалось. От нечего делать я подошёл к гробу. Дед вполне походил на себя, гримёр хорошо постарался, разве что, кожа была куда более жёлтая, чем при жизни. Он бы, наверное, дразнил сам себя китаезой. Я улыбнулся собственной шутке, и вдруг заметил что-то необычное.
Правый глаз деда был полностью закрыт, всё как надо, а вот веки левого почему-то оказались чуть разомкнуты, словно он не умер, а на самом деле притворяется, следит сейчас за всеми сквозь прищур глаз и ехидно хихикает, когда все покидают комнату. Я присмотрелся. Верхнее веко приняло какую-то странную форму, немного растянулось и приподнялось ещё сильнее.
Убедившись, что никто не смотрит, я оттянул веко, и мои брови поползли от удивления вверх. Вместо левого глазного яблока у деда была… Монета.