Истопник - стр. 17
У Кости на заимке хорошая печка-буржуйка. Тяжелая. Она сварена из листовой стали, обложена круглыми валунами.
Гольцов и каменных осыпей здесь куда тебе с добром! А на трубе задвижка.
Зимовуха не выстудится.
Ведь обычно тепло улетает за пару часов из охотничьей заимки.
Печку Косте оставили военные дядьки. То ли изыскатели, то ли маркшейдеры. Они готовили Дуссе-Алиньский тоннель к консервации.
Уже какой по счету!
Начальник партии, капитан, сказал тогда Косте:
– В тепле будешь… Правда, тоннель такой буржуйкой не протопишь. Тебе придется разводить два костра, у западного и восточного порталов. Появится тяга, теплый воздух пойдет в тоннель. Даст бог, не зарастет льдом!
Предсказание капитана не сбудется. К началу 70-х тоннель полностью зарастет льдом. Солдатики железнодорожных войск совершат подвиг – очистят тоннель. 33 тысячи кубометров льда!
Но это когда еще будет!
А пока…
Пока Костя Ярков работает истопником Дуссе-Алиньского тоннеля. Рано утром он разводит костер у восточного портала. Хворост, береста, бревна-швырок заготовлены с лета. Потом топает по шпалам – один километр восемьсот пятьдесят два метра. Такая, по документам, длина тоннеля. И на портале западном, в сторону Солоней и Ургала, а если смотреть по карте еще выше, то в сторону Нимана и Йорика, разводит второй костер.
Йорик – горный ручей за Ердаком и Усть-Ниманом. По трассе от Чегдомына на Софийск. Есть Малый Йорик. И есть Большой. Йорик манит Костю. Там нашли много золота. Вот бы испробовать на ручье свое корытце, выдолбленное из тополя. Почему-то Костя точно знает, что на Большом Йорике его поджидает удача. Старатели говорят – фарт.
Костя любит смаковать местные географические названия. Перебирает буквы во рту, как горный ручей перекатывает камешки-голыши. Йорик, Ердак, Иерохан, Алонка… Гора Джалогумен, 1300 метров над уровнем моря.
Все знакомо с детства.
И по-прежнему тянет туда, в эти загадочные точки на карте.
Костя прикрыл задвижку на трубе, сунул пистолет в удобный, специально пришитый под мышкой, брезентовый карман, похожий на кобуру. Подпоясал телогрейку офицерским ремнем и вышел из зимовья.
Петли на входной двери печально скрипнули.
Ржавый звук повис в густом воздухе.
От портала тоннеля поднимался туман.
«Надо бы смазать солидолом, – тревожно подумал Костя про двери, – нехорошо, когда петли так скрипят. Плохая примета. Вот вернусь и смажу. И предохранитель на пистолете проверю. Обязательно».
И тут же успокоил себя.
Сталина как говорила? Если деревья покрылись инеем, все будет сказочно!
Недалекие кусты закуржавились, елки стояли с белыми кронами, словно принарядились в нарядные шали.
Оттепель обычно приходила перед метелью.
Костя пришел на заимку чуть больше года назад.
Пришлось избушку ремонтировать. Заменил прогнившие доски крыльца, подоконники. Стекло в единственном окошке тоже было выбито. В одном из бараков лагеря нашел кусок слюдяной пленки, прибил ее гвоздями.
С ворот на вахте зоны снял запор-щеколду. Массивная пластина со шляпками заклепок, стальной штырь, входящий в круглые петли, и отдельно крючок, больше похожий на крюк. Щеколда и заклепки заржавели. Отмочил в керосине. Приладил на двери избушки.
Щеколда легко, с лязгом, закрывалась. Только пальцем тронь.
А потом подумал: зачем сейчас щеколда в тайге?