Истинное наказание для сумрачного дракона - стр. 4
Главное – загубник на месте, и баллон я продолжаю крепко прижимать к своей груди. В одном я точно уверена: дышу я по-прежнему правильно. Вдох – выдох. Под водой иначе нельзя. Может, меня уже нашли и вытаскивают на поверхность? Или уже вытащили?
Меня довольно аккуратно опускают на что-то мягкое. При этом бережное отношение противоречит незнакомым ругательствам и раздражённым рычащим интонациям.
«Гаргулья задница», «хаосово семя», «наргов хвост».
Это очень соответствует видению того мужчины, который открыл дверь несуществующего замка.
Однако очень прилипчивая галлюцинация.
А затем маску с моего лица сдёргивают, и я вижу прямо перед собой недовольное мужское лицо с жёстким подбородком и высокими резко очерченными скулами. В тёмно-синих глазах угрожающее выражение. К лицу прилагаются широкие плечи. Остального не разглядеть, но по пояс мужчина точно голый. Сверху, по крайней мере.
«Красивый, – машинально отмечаю я. – Но злой».
– Ты вообще что-нибудь соображаешь, иномирянка? – врывается в моё сознание раздражённый голос. – Что ты вгрызлась в эту дребедень? А ну отпусти.
Сильные пальцы сжимают мои щёки так, что зубы невольно разжимаются, и я лишаюсь спасительного регулятора.
– Мама! – шепчу я, ожидая, что со следующим вдохом ледяная вода перекроет мне дыхание.
И это будет уже всё. Но вместо этого в лёгкие проникают яркий запах чёрного перца и очень знакомый древесный аромат. Сандал, что ли?
А ещё мне чудится… смешок? И ворчание.
– Вот уж мамой меня ещё никто не называл.
Фокусирую взгляд на своей устойчивой галлюцинации. Мужчина по-прежнему стоит, склонившись надо мной, и, к моему изумлению, его плечи содрогаются от смеха.
Как ни странно, это вызывает у меня совершенно живую и неуместную эмоцию – возмущение. Я даже рот открываю, чтобы высказать это, но из горла вырывается только хрип.
Лицо мужчины становится серьёзным.
– Так, иномирянка, – прокашлявшись, уже спокойно говорит он. – Не знаю, что с тобой стряслось, но сейчас ты будешь делать то, что я скажу, и без возражений.
– Кто? – потрясённо спрашиваю я.
Голос всё-таки прорывается, но звучит так тихо, что я сама с трудом его слышу.
– Ты, – уточняет мужчина.
– Как ты меня назвал? Иномиря…
– А ты будешь меня уверять, что ты из Айсгарда или Аэртании? Впрочем, говорить с тобой сейчас без толку. Делаем так…
Мужчина выпрямляется, и мне из моего лежачего положения его голова видится уже где-то под потолком. Отмечаю мельком, что потолок не навесной, а, как в старину или как в музеях, с лепниной.
– Делаем так… я говорю, ты слушаешься. Прежде всего рука.
Он отцепляет пальцы моей левой руки, судорожно вцепившиеся в БСД, а затем уже более осторожно отделяет баллон от той ладони, которая там, на улице, приклеилась к металлу.
Шиплю от боли.
– Уже оттаяла, хуже не будет, – заявляет мужчина. – Не надо было там, на улице, дёргаться.
Точно. В первый момент ощутив, что рука примёрзла к алюминию, я попыталась отодрать её. Знала ведь, что на морозе так не делается. Но кто мог подумать, что мороз настоящий?
– Потом подлечим. Сейчас эта твоя странная одежда. Снять, и побыстрее. Тут не жарко, а она не греет. Надеюсь, это не твоя вторая кожа?
Миг, и мужчина, обхватив мою талию ладонями, ставит меня на ноги, развернув спиной к себе.
Ответить не успеваю, потому что не очень соображаю, что вообще происходит.