Истина в твоем прикосновении - стр. 2
– Мы не хотим ненужных смертей! – оглушительно провозглашает Джозеф, призывно оглядываясь по сторонам. – Мы здесь не для того, чтобы устраивать резню!
Хочется фыркнуть, но я беру себя в руки. Нужно сохранять видимость. Я должен придерживаться их стороны, по крайней мере до тех пор, пока у меня нет своего плана. Плана, в котором не будет ни моей смерти, ни смерти Блум.
– Слишком поздно, – отвечает дед Блум, Мастер Зимы. Я знаю, он тоже не очень приятный человек. Он не на той стороне. И все же его голос звучит мягче и даже в некотором роде успокаивает, чего не скажешь о словах Джозефа. – Среди нас уже есть погибшие.
Блум при этих словах вздрагивает. Я чисто рефлекторно делаю шаг вперед. Кто погиб? Оглядываюсь по сторонам, понятия не имея, кого ищу. Я не имею ни малейшего представления о ее жизни и не знаком лично ни с ее друзьями, ни с семьей, поэтому при всем желании не смог бы заметить, кого именно больше нет.
Мне требуется вся сила воли, чтобы остаться стоять на месте и не броситься к ней. Кого бы Блум ни потеряла, я хочу быть с ней. Рядом с ней, за ее спиной. Быть где угодно, только не напротив, только не по другую сторону линии фронта. Это – неправильно.
– В этом мы в равной степени виноваты оба, – уже более тихим голосом отвечает Джозеф. Кричать больше не нужно. Звуки вокруг нас смолкли, словно весь мир затаил дыхание. – Если бы вы с самого начала отдали то, что нам причитается, никто бы не пострадал.
Даже на таком расстоянии я вижу, как Мастер Зимнего Двора приподнимает свои седые брови.
– То, что вам причитается? Если мне не изменяет память, ты, Джозеф, родился в Осеннем Доме. И, кажется, втягиваешь в войну совсем не ту армию.
Язвительный смех Джозефа эхом разносится по площади и, кажется, отскакивает от каменных стен Зимнего Двора.
– Неважно, откуда я родом, старик. Ничье происхождение не имеет значения. Речь идет о справедливости – ни больше ни меньше. Ты и тебе подобные виновны в том, что целый народ остался безродным – без крова, без семьи. Что их лишили власти, дарованной богами. Четыре дома вознесли себя выше воли богов, и за это вам придется заплатить. – Он разводит руки в стороны. – И если этим людям нужен голос, чтобы вернуть то, что вы отняли у них, я с радостью готов одолжить им свой.
Уилл рядом со мной с воплем вскидывает руку в воздух. Скверная штука. Опасная и нелепая. С тревожным чувством в животе я оглядываюсь по сторонам, наблюдая, как повстанцы копируют жест Уилла, и толпа превращается в одну сплошную ревущую массу. Давно понятно, что в этой войне уже не две стороны. Их как минимум три: консервативные члены сезонных домов, готовые сделать все, чтобы предотвратить появление Ванитас; «плохие» повстанцы, которых волнует только власть и которые готовы использовать эту власть любыми возможными способами и средствами. И «хорошие» повстанцы. Те, кто просто борется за свое законное место во временном цикле и за спасение этого проклятого мира от конца света, который мы уже вызвали. Те, кто надеется на мирное решение и готов идти на радикальные меры только в случае крайней необходимости.
Однако, оглядываясь вокруг, я не думаю, что люди, на стороне которых я выступаю, относятся к последнему типу. Кое-где я вижу растерянные лица, людей, которые озираются по сторонам с тем же недоумением, что и я, и не присоединяются к возгласам Уилла. Большинство, однако, в исступлении вопит, нетерпеливо подавшись вперед, будто хочет немедленно броситься в бой.