Истина протеста. Дух евангелическо-лютеранской теологии - стр. 8

Божественность Христа исходит от Его креста. Именно здесь, на мой взгляд, лежат истоки христианского учения о Божественности Иисуса Христа. Разумеется, это упрощение. Крест Христа и Его жизнь, Его личность связаны неразрывно, одно немыслимо без другого. Но все же именно крест является центральным откровением в христианстве. Без креста все остальное потеряло бы свой смысл, не имело бы никакого откровенного характера.

Откровение креста стоит, таким образом, в центре христианской жизни. Но это откровение – откровение уникальное, это такое откровение, которое парадоксально по самой своей природе, откровение, ставящее под радикальный вопрос все наши представления о Боге и Его проявлениях в мире, откровение, подобного которому не найти. Бог открывается нам не в каком-то величественном знамении, не в толстых и мудрых книгах, не в великих исторических событиях, а в страданиях и смерти этого несчастного, всеми оставленного человека – Иисуса! У этого конкретного носителя Божественного откровения – у распятия Христова – совершенно немыслимые, парадоксальные свойства.

Особым образом уникальность и парадоксальность откровения креста описывает ранний Лютер, который видел себя проповедником theologia crucis – «теологии креста». Ее он понимал как противоположность theologia gloria – «теологии славы». Сущность лютеровской теологии креста сводится к следующему: Бог не открывает себя в этом мире напрямую, но только под видом противоположного. Его любовь открывается в жестоком и кровавом событии распятия. Его могущество – в бессилии Распятого, Его величие – в унижении Христовом. Пусты и даже гибельны всякие попытки увидеть или истолковать деяния Божьи напрямую в их кажущейся очевидности. Там, где Бог кажется особенно далек, там Он, на самом деле, ближе всего. В своих знаменитых Гейдельбергских тезисах 1518 года Лютер пишет: «Не заслуживает называться теологом тот человек, который рассматривает невидимую сторону Бога, как если бы она была абсолютно видимой и действительно имела место (Рим 1:20). Тот заслуживает называться теологом, кто понимает видимые и явленные стороны Бога, рассматриваемые через страдания и крест. Теолог славы называет зло добром, а добро злом. Теолог креста называет вещи так, как они есть. Мудрость, которая видит невидимые стороны Бога в делах, как это воспринимает человек, полностью стирается, ослепляется и ожесточается»[4]. Бог не там, где мы ожидаем Его увидеть, и Он действует не так, как мы этого от Него ожидаем. В концентрированном виде эта истина выражена на кресте.

Речь идет о тяжелых, почти невыносимых парадоксах, которые становятся особенно тяжелыми, когда их пытаешься применить к конкретным повседневным жизненным реалиям. И сам Лютер не сумел, в конце концов, быть достаточно последовательным в такой теологии. Но все же эта теология креста дает нам почувствовать, что крест – это не просто откровение Бога, но откровение под видом сокрытости. Это откровение, не приспособленное и не приспосабливаемое к нашему обычному общечеловеческому или общерелигиозному восприятию. Крест становится таким символом Божественного, таким откровением Бога, которое подвергает радикальной критике все остальные символы. Никакое другое откровение, никакой другой символ Божественного не могут устоять перед крестом. «Боже Мой, почему Ты оставил Меня?»