Испытание волхва - стр. 29

Но упоминание о боге, который незадолго до этого стал невольной причиной её ссоры с братом, только причинило бабке Матрёне новую боль. Лицо своенравной старухи стало мрачнее грозовой тучи. И её голос изменился до неузнаваемости, когда она – будто гром прогремел, – сурово произнесла:

– По делу я. К тебе, не к Марине. Ты уж не взыщи со старухи. К ней в другой раз зайду, коли позовёте.

Олег не смог скрыть своего удивления. Но из опасения допустить новый промах он не стал расспрашивать, ожидая, когда она сама расскажет.

– Горе у меня, – опустив голову, чтобы не было видно её слез, тихо проговорила бабка Матрёна. – Машенька, любимица моя, умерла лютой смертью. Заклевали её вороны.

Над их головами раздалось негодующее карканье. Бабка Матрёна подняла голову и увидела всё ту же черную, с белыми подпалинами на шее, словно ожерелье, ворону. Птица вернулась и теперь, казалось, прислушивалась к их разговору, вертя головой и щёлкая клювом.

– Такие же, как эта, – с ненавистью сказала старуха, показывая на ворону. – Набросились на Машеньку мою, истерзали и даже косточек не оставили.

Ворона снова издала звук, похожий на «кххра». Олег, недоумённо покачав головой, спросил:

– Вы это сами видели, Матрёна Степановна, своими глазами?

– Добрые люди рассказали, – с достоинством ответила она. – Или ты не веришь мне?

– Вам верю. А вот добрым людям… И сам остерёгся бы, и вас хочу предостеречь.

– Зачем им лгать? – сказала бабка Матрёна, но уже не так уверенно, как до этого.

– Этого я не знаю. Но Гавран утверждает, что такого не было. Не виновны вороны в смерти вашей Машеньки.

– А кто же тогда? – растерянно спросила старуха.

– А вот это Гавран пообещал выяснить, – произнёс Олег мягко. – И я не сомневаюсь, что он сдержит своё обещание.

– Да кто он такой, этот твой Гавран?! – возопила бабка Матрена, перестав что-либо понимать. – Хочу сама его расспросить! Где мне его сыскать, говори?

– Далеко ходить не надо. – Олег показал на ворона с белыми подпалинами. – Прошу любить и жаловать – Гавран.

После этого он обратился к ворону:

– Гавран, а это Матрёна Степановна, как ты уже слышал. Марина любит её. Полюби и ты.

И Олег, прищелкивая языком, издал несколько звуков наподобие вороньего карканья:

– Укуа! Крау!

– Да ты смеёшься надо мной, что ли, молодец? – возмутилась бабка Матрена.

Но Олег не успел ответить. Гавран разразился гневной тирадой, в которой можно было разобрать только неоднократно повторяемые звуки «крхаа – кхаа – кххра», но произносимые с разной интонацией. Казалось, он обращается к бабке Матрёне и выговаривает ей за её слова. Старуха с возрастающим изумлением слушала его, словно понимала. Когда ворон смолк, она уже не пыталась возражать, опасаясь вызвать новый приступ вороньего гнева. Она вспомнила, что говорили в дни её юности о способности старого хозяина Усадьбы волхва говорить с дикими зверями и птицами. Тогда она не верила этим слухам. Но сейчас убедилась сама, что подобным даром обладает и его внук, говорящий на её глазах с вороном при помощи непонятных картавых звуков, и к тому же понимающий его карканье.

«Если только я не сошла с ума от горя», – подумала старуха. – «А такое, говорят, бывает».

Но, вспомнив про свою беду, бабка Матрёна тут же забыла и о вороне, и о говорящем на птичьем языке молодом хозяине Усадьбы волхва. Она начала думать только о гусыне и о том, зачем пришла.