Испытание Рината - стр. 15

В квартире было по-прежнему тихо.

Я прилег на диван и включил телевизор, затем вырубился.

Часы показывали двенадцать. Я не воспринимал такой сон хорошо. Если проснулся утром, то проведи этот день с пользой. Сегодня все шло к черту. И я не хотел, чтобы так было каждый день, пока она тут.

Завтрак на столе в кухне стал ледяным. Но у меня есть микроволновка. Однако есть круассаны в обед? Не уж, увольте.

Сделав двойной заказ в ресторане, я пошел в комнату к моей внезапной гостье. Плотные черные шторы не пропускали ни капли света.

И я поступил как этим утром.

Алсу лежала в другой позе, на подушке, а не в центре кровати.

– Я же сказала, чтобы ты не пялился на меня, когда я сплю, – прохрипела девушка и я выдохнул.

Алсу

Когда ты живешь с отцом тираном, абьюзером и просто ублюдком, твой сон сам по себе становится чутким. У меня был такой.

Мама старалась кричать не очень громко, когда у него было «настроение» почесать кулаки о ее тело.

Это были страшные дни.

В основном это заранее чувствовалось за ужином. Напряжение. Взгляды. Даже воздух пропитывался ее страхом, а следом и моим.

От отца веяло агрессией в такие вечера.

После ужина я старалась быстро утомить себя и лечь спать. Мама входила и стояла на пороге моей спальни, отчего я просыпалась как-то автоматически, предчувствуя беду.

Потом она закрывала меня на ключ и прятала его в цветочном горшке и уходила в их спальню.

Когда у меня появился плеер, а потом и телефон, я выжимала максимальную громкость. Не потому, что слушать было невозможно, хотя отчасти это было еще одной причиной. Было невозможно слушать и не сметь помочь.

Когда ее тело достаточно выздоравливало, он делал это снова.

Я представляла, как пускаю пулю ему в голову из его хваленого револьвера каких-то там годов.

Он вытаскивал его, когда отчитывал за что-то и постоянно говорил: «Если бы ты была сыном, я прострелил бы твою ногу или руку из этой пушки. Но ты нужна для бизнеса. Люди не будут желать иметь покалеченную дрянь».

Иногда в своих мыслях я толкала его с края террасы нашей высотки и смотрела вниз. Пока его проклятое тело не столкнется с землей и не расшибется в фарш, пролетев двадцать этажей.

Я ненавидела своего отца. А он ненавидел меня. По правде, он ненавидел всех.

Когда я спросила у мамы, почему она смотрит на меня спящую. Ответ был прост.

«Каждый раз, когда я иду туда, я боюсь, а может быть надеюсь, что это будет моя последняя ночь. И если это так, то я хочу умирать и видеть тебя перед глазами, а не его лицо».

В ту ее последнюю ночь так и получилось.

Мама вошла ко мне. Долго смотрела на меня. Дольше обычного. Закрыла дверь. А утром меня никто не отпер. Я знала причину, поэтому не стучала и не просила, чтобы меня выпустили.

Я не люблю, когда на меня смотрят, как это делает сейчас он.

Подняв голову, я посмотрела на мужчину в дверях и снова легла.

– Который час?

– Уже обед.

– У меня болит голова, – я перекатилась, чтобы быть немного выше и наблюдать в поле зрения Рината.

– Док уже в пути.

– Мне нужно в нормальную больницу, а не твой «док».

– Он работает в больнице.

– О, а может, его руки делают рентген?

– Может, мне у него спросить?

Я посмотрела на этого идиота и фыркнула, когда он подходил к окну и отдергивал одну из штор в сторону и позволял свету заполнить комнату.