Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия - стр. 36
А девочка выросла хорошая. И красивая: статная, с высокой грудью, ловкая да храбрая. И в саду первая для матери работница, и в школе (девятый класс заканчивала) почти отличница, и по дому мастерица. А какие пирожки умела печь!
Девчонку такую даже солдаты не трогали, сами почти все из сел да деревень. Они такую за честь имели бы в жены взять, а не так, побаловаться от родителей да от невест подальше. Да и Нинка могла бы сдачи дать да так, что света белого не взвидишь, не то что ротного!
И расти бы дальше Нине, как цветочку лазоревому, родителям на утешение, селу на удивление, добру молодцу на счастье.
А хотите «лав стори»?
Сейчас так модно читать наиглупейшие любовные романы, да фильмы до одури смотреть на всю ту же вечную тему о «любви-дружбе», бесконечные сериалы пережевывая, как жвачку, приторную и такую же вредную.
А тут вся история из жизни, с такими кипучими страстями, что куда там сериалу с очередной Марией или Анжеликой.
Аккурат к Нинкиным выпускным появился в селе парень удалой да молодой. Только после армии, он лихо гонял на батькином мотоцикле по селу, пугая кур. Жених, прямо сказать, был видный: не с сельским «трехогородным» образованием, а закончил какое-никакое ПТУ, да отслужил армию, благополучно за два-три барашка миновав «горячую точку».
Мать в нем души не чаяла. Сама была не из бедных, и сыну готовила жизнь прекрасную. Мотоцикл подарили ему это так, для баловства. И невесту хотела хорошую, то есть богатую. Ну и не Нинку, само собой. Зачем ей бедная бесприданница, да еще с язычком, что твоя бритва. Нам бы невестку тихую да спокойную, да с машиной-квартирой в приданое. Вот было бы счастье молодым.
Уж не знаю, пела ли мать в уши сыночку ненаглядному, или сам он из подлецов родом, только влез он в Нинкину комнату ночью. Да и остался там. Родители её или не услышали ночных шорохов да вскриков, или не захотели слышать с дальней мыслью, что такому зятьку только радоваться должно. Нинка поплакала-поплакала, да и успокоилась.
Парень вроде нежный попался, от неё до поры до времени отказываться и не думал, женихался по-обычному. На танцы водил, на мотоцикле катал. Вот роз, само собой, не дарил: где уж в селе покупные розы-то? А в район за розами смотаться? Ёще чего, идти на такие затраты, раз Нинка и так согласная.
Как только следы их любви стал уж оченно явно проявляться и по осени Нинка в старенькое свое пальтишко уже не влезала, несостоявшаяся свекруха развернула бурную деятельность. Язык её доставал Нинку везде: в магазине, и в медпункте, ну и, знамо дело, в школе.
Нинка скрипела зубами. Но школу закончила! Учителя, сельская интеллигенция, особенно если не из села родом, Нинку поддержала. Кто словом её ободрял, а кто и куском хлеба да пеленками-распашонками отдаривал.
Родители Нинкины повели себя в точном соответствии с сельским кодексом чести. Решили, что им кумушкам сельским на язык зачем попадаться?
Ох уж эти кумушки! За что ненавижу я село, так это из-за них, треклятых. Их охочесть знать всё и обо всех поражает. Никакой компьютер не удержит сразу в памяти всё то, что обычнейшая сельская кумушка помнит, хоть ночью разбуди. Хоть днем по башке тресни, выложит сразу всё о ком хошь.
Переселяясь волею судьбы в города, эти дамочки (занятие, в основном, это женское, у мужчин память-таки слабовата будет) и там занимаются главным для себя в жизни: косточкомоем ближних и дальних своих.