Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия - стр. 33

Потом Колька попался. За него хлопотал Анатолий. Бегал ко мне, упрашивал защищать злосчастного наркомана. Светка крутилась рядом да около, умываясь крокодильей слезой, всюду таская своего пацанёнка. Я сдуру взялась за защиту. Колька, безвредный верзила, признавался во всём, то есть в кражах. Не признавал грабежи. Грабежи те «висели» на Анатолии. Их нераскрытость вела к одному: лишению премии Анатолия. А Колька упёрся, аж в никакую! Грабить не грабил, вот воровать – воровал. С тем в суд и пошли. Колькин отец, жалеючи внука, ущерб возместил. Ну, думаю, хорошо. Грабёж отметем, за кражи Кольке светит «условно». И мне хорошо, гонорар отработан. И Кольке с семьей тоже неплохо, зачтут в срок пребывания в ИВС, и домой – на свободу.

«Не так сталось, як згадалось», говорит украинская поговорка.

Вот и у нас вышло наоборот. Вечером, накануне суда, пообщалась я с Николаем: вроде всё на мази. Утром, не торопясь, наслаждаясь природой, ползу на работу. Как хорошо день начинался. Одно только дело и ненадолго: Кольке осталось произнести последнее слово – и приговор. Почти сто процентов условный.

Бац! Судья, молодая и прыткая, что за карьеру и маму продаст, возобновляет судебное следствие. Что? Почему? У меня уши торчком.

А она: «Подсудимый, это ваше письмо?» И трясёт бумажонкой.

Тот: «да, моё». И она зачитала. С наслаждением. Вслух. Как котёнка слепого меня растоптала. В письме Николай признавался семье, что совершил всё: и кражи, и три грабежа, и просил наркоты «на добавку».

Получил он три года. Тюрьмы, а точнее, колонии.

Вечером, в следственной комнате, я чуть не убила злонесчастного дурака: как это можно самому на себя написать приговор?

Молодняк из охраны было подумал, что, правда, убью такого придурка. Жалели его: им ровесник, был он безвреден. Вот на паях и Колька, и молодцы из охраны мне рассказали, как вечером было.

После меня, вечерком, часов этак в десять, Кольке принёс передачу «друг» Анатолий. Толик, тот самый мент, что большим был другом семьи, особенно Светки. Принёс приличную дозу дурманного зелья. Колька со всей порочною страстью зелье скурил. Заодно «писал под диктовку какую-то «ксиву», про что, он не помнил: «в кайфе я был, неужель непонятно?» Кайф обошелся в три года реальных лишением свободы.

А что наш удалец-пострелец, мент Анатолий? А при удаче: и Светка при нём, и премия тоже его не минула. А через год он Светкину ту квартиру на себя «прихватизировал». Сумел, ну а как же! Сумел неудачливому «нарику» Кольке навесить три эпизода трёх грабежей, сумел и, попользовавшись смазливой грудастою Светкой, квартирку заполучить. Росло двое детей у него, сыновья подрастали. Толик им будущее им обеспечивал. А как же!

Да погоны новые обмывал всё в той же кафешке – майорские! Звание внеочередное он получил за раскрытие всех преступлений, придурком «нариком» совершённые.

Заученными движениями в ранёхонькое летнее утро бабка привязала козу в лесопосадке, ближе к каналу. Своенравная коза могла в любую минуту рвануть только ей одной известную сторону. Наученная горьким опытом бабка постаралась покрепче привязать козу к колышку, и, для верности, пошла поискать ещё один колышек, чтобы спутать козьи ножки.

И через двадцать минут весь городишко гудел, как осиный улей: в лесопосадке бабка нашла донельзя замордованную дивчину, мученические глаза которой беззвучно-мёртво взывали к небу, такому голубому и слепящему, но которое уже ничего не могло дать ей в её так и не закончившиеся двадцать три года.