Размер шрифта
-
+

Исповедь учителя, или История длиною в жизнь - стр. 23

– Спасибо ещё раз,– ответила я и вышла из кабинета.

Яна сначала дней пять себя нормально чувствовала в новой школе, на шестой день она пришла домой и прямо с порога заревела:

– Мама, мне там плохо.

– Ян, ты же с Олей, – сказала я убитым голосом. Это была та девочка, которая не выдержала нападок Молчановой и проявила солидарность с моей дочерью. Ушли они вместе. Но ни Яне, ни Ольге там не понравилось.

Я понятия не имела, что мне дальше делать. Школ больше не было, возить её в Протвино я не могла. Да и боялась, что и там не сложится. Я сказала директору, что хочу дочь и её подругу вернуть в свой класс. То, что я услышала в ответ, повергло меня в глубокий шок:

– Собирайте подписи учителей и детей, что они все не возражают.

– Как?– я не верила своим ушам. – Это же унижение!

– Я сказал, что нужно сделать, идите. Я занят.

Я вышла из кабинета и разревелась.

На следующий день, я написала два унизительных прошения. Одно для учителей, другое для Янкиных одноклассников. Я подходила к каждому учителю и молча подсовывала им эту бумагу. Мне было стыдно, как будто я натворила что-то ужасное. На меня смотрели с сочувствием и с жалостью. Некоторые с презрением. К самой Молчановой я не подошла. Дети по-разному отнеслись к тому, о чём я попросила. Чехов и его друзья намеренно от меня бегали, как только узнали о той бумаге. Я их так и не смогла найти. Некоторые девчонки тоже не стали подписывать. Я до сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю, чего мне это стоило. Даже просить милостыню, я думаю, мне было бы не так стыдно.

Девчонки через два дня вернулись в тот же класс. Историю теперь моя дочь учила наизусть. Если она запиналась при ответе, Молчанова её сажала и ставила «три». В классе ученики стали говорить о том, что происходит с Молчановой, уже не стесняясь. Многие были возмущены её поведением по отношению к Яне. Некоторые прямо на уроках стали делать Молчановой замечания о её предвзятом отношении. Но её это только забавляло. На переменах в учительской она говорила: «Боже! Какая у Елены Владимировны тупая дочь! Ну, кто бы мог подумать».

Приближался май. Мы начали готовиться к экзаменам и к 10 классу. Яна подала заявление в 10 «А» класс (гуманитарный). По сложившейся традиции в апреле уже практически все знали списки детей, подавших заявление в десятые классы: кто будет классными руководителями десятых классов, и кто будет вести предметы. Эта информация была полезна и учителям, и ученикам. Учителя могли уже потихоньку готовиться к новому учебному году, прикидывая контингент детей, а ученики тоже могли подумать, какой класс им выбрать, или даже может уйти в колледжи и техникумы, если не устраивал набор учителей или классный руководитель.

Однажды в мой класс вошли две женщины, я приветливо пригласила их войти. Я улыбалась им открытой улыбкой и даже не представляла, с чем пришли ко мне родители.

Всё, что происходило потом, я запомнила навсегда. Они мне угрожали, обзывали мою дочь, требовали убрать Яну из их класса. Говорили о каких-то условиях, которые им выдвинула будущий классный руководитель их детей.

Первая мысль, которая промелькнула у меня, пойди сразу к директору. Но я знала, что семья директора нашей школы и семья Молчановой «дружили домами». Понятно было сразу, на чью сторону снова встанет директор.

Страница 23