Испанская баллада - стр. 54
Дон Манрике и дон Иегуда просили королеву об аудиенции. И она приняла их.
Иегуда был сам не свой от досады. Бездумная солдатская выходка короля уничтожила все то, что он, Иегуда, приуготовлял с таким трудом и терпением. Дон Манрике тоже был возмущен. Но донья Леонор с поистине королевским достоинством и холодностью оборвала их сетования. Во всем виноват не Альфонсо, а юный дон Педро – это он сломя голову, нарушив все правила куртуазного обхождения, умчался из Бургоса прежде, чем разрешилось сие прискорбное недоразумение.
Дон Манрике заметил, что остаться в Бургосе было бы, пожалуй, учтивее. Но так или иначе, этот неблаговоспитанный юнец – король Арагона. И теперь он, разумеется, примет Гутьерре де Кастро в число своих вассалов, и война, которую само Провидение отвратило от Кастилии, все-таки разразится.
Иегуда осторожно намекнул:
– Но если это было недоразумение, то, возможно, еще есть шансы его уладить? – Поскольку донья Леонор молчала, он прибавил: – На свете существует только один человек, способный убедить юного арагонского короля, что гневается он понапрасну. Этот человек – ты, государыня.
Подумав, донья Леонор сказала:
– Если вы оба мне поможете, я напишу ему письмо.
Дон Иегуда заметил еще более вежливым тоном:
– Опасаюсь, письмом здесь не обойтись.
Донья Леонор удивленно вскинула брови.
– Мне что же, самой отправиться в Сарагосу? – спросила она.
Дон Манрике поспешил прийти на помощь Иегуде.
– Другого средства, пожалуй, нет, – сказал он.
Донья Леонор молчала, и вид у нее был надменный и неприступный. Дон Иегуда забеспокоился, что гордость королевы окажется превыше рассудка. Но наконец она вымолвила:
– Я подумаю, что я могу сделать, не запятнав чести Кастилии.
Она ничего не говорила дону Альфонсо, ни в чем его не упрекала, она ждала, пока он сам заведет разговор. И в самом деле, он вскоре начал жаловаться:
– Не понимаю, что с ними со всеми случилось. Поглядывают на меня как на больного. Неужели я должен отвечать за то, что паршивый мальчишка сбежал! Во всем виноват его папаша – плохо воспитал сынка.
– Он еще так молод, – примирительно заметила донья Леонор. – Не стоит принимать близко к сердцу его неучтивость.
– Ты, как всегда, добра, донья Леонор.
– Наверное, я тоже немножко виновата. Возможно, мне следовало раньше поговорить с ним о ленной присяге. Что, если я попробую исправить свою ошибку – съезжу в Сарагосу и выясню это недоразумение?
Альфонсо удивленно вскинул брови.
– Не слишком ли много чести для такого сопляка? – спросил он.
– И все-таки он король Арагона, – возразила Леонор, – и мы собирались обручить с ним нашу инфанту.
Альфонсо ощущал легкое раздражение и очень большое облегчение. Как хорошо, что у него есть Леонор. Незаметно, без громких слов пытается она выправить то, что пошло вкривь и вкось.
– Ты как раз такая королева, какой нужно быть в наше время, когда в ходу уловки и обходные пути, – сказал он. – Я всегда был и всегда останусь рыцарем. У меня нет терпения. Тебе бывает нелегко со мной.
Но еще более внятно, чем эти слова, говорило о радости и признательности дона Альфонсо его лицо, просиявшее счастливой мальчишеской улыбкой.
Прежде чем отправиться в Сарагосу, донья Леонор снова посоветовалась с Иегудой и доном Манрике де Ларой. Они сошлись на том, чтобы предложить арагонцам следующее: Кастилия выведет свой гарнизон из Куэнки и примет на себя обязательство в течение двух лет не посылать военные отряды к границам графства Кастро, а Арагон, со своей стороны, обязуется воспретить Гутьерре де Кастро дальнейшие враждебные выходки. Если этот Кастро признает себя вассалом Арагона, Кастилия не станет возражать, однако от своих притязаний не откажется. Что же касается верховенства Кастилии над Арагоном, этот вопрос остается открытым, а состоявшейся в Бургосе церемонии незачем придавать слишком большое значение: ведь обязательство оказывать соседям помощь и защиту, взятое на себя кастильским королем, вступит в силу лишь тогда, когда Арагон уплатит причитающиеся в таких случаях сто золотых мараведи, – между тем Кастилия не настаивает на этой выплате.