Искусство Востока. Курс лекций - стр. 24
Двойственная природа майи символизируется в иконографии индуистского храма многоликой маской Каламукха, венчающей своды порталов и ниш. Эта маска чем-то напоминает льва, а чем-то подобна морскому чудищу. Она лишена нижней челюсти, словно это череп, подвешенный как трофей. Но ее черты, тем не менее, одушевлены интенсивной жизнью. Ее ноздри свирепо раздуваются, всасывая воздух, а изо рта извергаются четыре дельфина (макара) и гирлянды, свисающие между опорами арок. Этот «славный и ужасный лик» божества считается источником жизни и смерти. Божественная загадка причины Мира, одновременно реального и нереального, скрыта за маской Горгоны: создавая проявленный Мир, Абсолют (понимаемый здесь условно как Демиург) одновременно раскрывает и скрывает себя; он наделяет существа Бытием, но в то же время лишает их возможности «лицезреть» Себя. Эта противоречивость, амбивалентность, присущая индуистскому мировоззрению, проявляет себя буквально во всем, и в том числе в понимании красоты.
В других местах два аспекта божественной майи представлены отдельно: львицы и леогрифы, которые шествуют вдоль колонн, символизируют ее ужасный аспект, а молодые женщины небесной красоты – ее благотворность.
Специалисты полагают, что индийское искусство значительным образом отличается от греческого, более того, они считают, что оно далеко превосходит греческое в возвеличивании женской красоты. Духовный идеал греческого искусства – это Космос, противопоставленный неопределенности Хаоса, отсюда стремление к выражению пропорций и некоторая, с точки зрения индийцев, безликость красоты. Другими словами, здесь наблюдается разный взгляд на красоту человеческого тела, характерный для греческого и индийского искусства, для которого красота – в бесконечном многообразии аспектов, качеств, форм, как привлекательных, так и отталкивающих, как отражение противоречивости и изменчивости всего Сущего.
С точки зрения индийцев, эллинизм остался закрытым для понимания Бесконечного, которое он путает с неопределенным: оно для него есть Хаос. Не имея концепции трансцендентной Бесконечности, он не стремится к отражению ее отблеска на «пракритическом» (субстанциональном) плане, неистощимом океане форм[37]. До самого периода своего упадка греческое искусство, в сущности, не было открыто «иррациональной» красоте женского тела, которая противоречит его этосу[38].
В индуистском искусстве, напротив, женское тело является спонтанным проявлением вселенского ритма. Такое осознание красоты присутствует также в изображениях сексуальных союзов, украшающих индуистские храмы. Для человека Запада – это всего лишь эротика. Но в самом своем значении эти изображения выражают состояние духовного союза, слияние внутреннего и внешнего в экстатическом танце (самадхи). В то же время они символизируют взаимодополняемость космических полярностей, активной и пассивной, женского и мужского начала.
Культовые изображения божества, будь то статуя, икона или символ, воспринимаются адептами индуизма как воплощение высшей сакральной силы. Они уверены, что на время ритуала в изображение божества вселяется само божество и участвует в общении с верующим, обращающим к нему свою молитву. Изображения божеств и в храмах, и в домашних алтарях обычно следуют канону, корни которого восходят к древнейшим временам, о чем свидетельствуют археологические находки в протоиндийских городах.