Искусство слышать стук сердца - стр. 28
Старик кивнул. Кхин Маунг и Мья Мья приблизились к нему и опустились на соломенные циновки, встав на колени. Мья Мья слышала только бешеные удары своего сердца. Весь разговор, все вопросы она поручила мужу. Об этом они условились еще дома. Так было положено, хотя за неполный год совместной жизни Мья Мья убедилась, что ее супруг предпочитает молчать. Две-три фразы за вечер – и никаких тебе душевных разговоров. Зато она никогда не видела мужа раздраженным, взбудораженным или сердитым. Радость его тоже была тихой, почти незаметной. Легкая улыбка на губах – вот и все проявление чувств. Но Кхин Маунг вовсе не был отрешенным созерцателем. Наоборот, он считался одним из самых работящих крестьян. День его начинался с рассветом, и на поле он появлялся гораздо раньше других. Жизнь представлялась ему спокойной рекой, чье течение раз и навсегда предрешено судьбой. Любая попытка серьезного вмешательства в предначертанное была обречена на провал и грозила бедами. Он был трудолюбив, но не тщеславен, любознателен, но не назойлив, а его счастье не выражалось в бурной радости.
Стоя на коленях перед астрологом, Кхин Маунг заговорил не сразу.
– Досточтимый мудрец, – услышала Мья Мья тихий голос мужа, – мы пришли спросить вашего совета.
Старик кивнул.
– Три недели назад, в субботу, у нас родился сын, и мы хотим знать, грозят ли ему беды.
Астролог взял кусок мела, грифельную доску и попросил назвать день и точное время рождения ребенка.
– Третье декабря, одиннадцать часов сорок минут утра, – сказал Кхин.
Астролог записал данные в маленькие квадратики и начал вычисления. Вскоре на доске появились новые цифры и непонятные молодым родителям знаки. Часть из них он зачеркивал. Затем провел несколько параллельных линий и нарисовал на них круги и полукруги. Если бы молодые родители знали о существовании нотной записи, подумали бы, что астролог пишет симфонию жизни их сына.
Спустя несколько минут старик отложил доску и поднял взгляд. Он больше не улыбался.
– Этот ребенок принесет несчастья своим родителям, – сказал он. – Большие несчастья.
Мья Мья вдруг почувствовала себя на краю пропасти, и не было рядом ни дружеской руки, ни даже ветки, за которую можно ухватиться.
Старик говорил еще что-то. Муж задавал вопросы, но Мья Мья не прислушивалась к разговору. Голоса обоих звучали приглушенно, издалека, словно из другой хижины. Из другой жизни. «Большие несчастья».
– Какие именно беды, досточтимый мудрец? – спросил Кхин Маунг.
– Разные. Особенно по части его здоровья, – ответил старик.
Он взял доску и продолжил вычисления.
– Эти напасти будут связаны с его головой, – наконец объявил астролог.
– С какой ее частью? – спросил Кхин Маунг, с трудом произнося каждый звук.
Впоследствии он удивлялся собственному любопытству и непривычной для него напористости.
Старик взглянул на грифельную доску, открывавшую ему все тайны вселенной. Это была книга жизни и смерти, книга любви. С ее помощью он мог бы рассказать родителем о многом. Об удивительных способностях, которые пробудятся в их мальчике. О силе и магии, дремлющих в маленькой душе, и о даре любви. Но астролог не стал тратить слов. Зачем? Оцепеневшая Мья Мья его не услышит, а ее простодушный муж не поймет.
– С глазами, – только и сказал старик.
Эта фраза тоже прошла мимо Мья Мья, не отложившись в памяти. На обратном пути муж был непривычно разговорчивым и все пытался растолковать ей предсказания астролога. Она слушала – и не слышала. В голове эхом отдавались два страшных слова: «Большие несчастья».