Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения - стр. 24

Но вот если вы простой лодочник, который перевозит людей через Темзу, – можно сказать, водный таксист – и обратились к клиенту таким вот голосом высшего класса… о боже, о боже, о боже! Поведение, подобающее вашему месту в жизни, было необходимо для общественного одобрения. Излишняя аристократичность – так же плохо, если не еще хуже, чем аристократичность недостаточная. Священник и поэт Клемент Эллис описывал архетипического «щеголя» («gallant» – этот термин носил весьма неодобрительный характер и указывал на человека, который притворялся, что занимает более высокое положение, чем на самом деле), говорившего совершенно неподобающим голосом: «с напускным обезьянничеством» он «пересыпал свои напускные разглагольствования множеством неуместных словесных экскурсов». Элитная речь предназначалась для элиты; люди скромного происхождения должны говорить проще.

Акцент, конечно же, был не единственным способом разгневать слушателей. Даже самые вежливые или аристократичные фразы можно было растягивать, модифицировать, портить или как-то иначе обыгрывать. Учитывая многочисленные устоявшиеся мнения о том, как должна звучать речь, способов нарушить эти правила тоже набралось довольно много.

Если вам хочется погрузиться в мир «напускного обезьянничества», начните, например, вворачивать к месту и не к месту иностранные фразы. Идеально подойдут бесчисленные латинские эпиграммы, от Quod tibi fieri non vis, alteri ne feceris («Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой») до Frangenti fidem, fides frangatur eidem («Кто предал, того предай»). Вам не обязательно для этого даже знать латынь: коллекции подобных эпиграмм с английским переводом были широко доступны в печати – например, в книге «О поведении юношей» 1661 года издания, где я нашла эти две.

Латынь – это уже хорошо, но если вы добавите к этому и другие языки, будет еще лучше. Если вы скажете что-нибудь по-древнегречески – отлично: это довольно-таки недвусмысленный намек на хорошее образование; пара фраз на французском или итальянском звучат раздражающе культурно и намекают на дипломатические связи; наконец, несколько разрозненных голландских слов дадут понять, что вы еще и торговец неплохой. Если вы будете изъясняться на таком практически бессмысленном смешении языков, ваши слушатели ничего не поймут и разозлятся. Половина подумает, что вы тыкаете их носом в их собственную необразованность, а другая половина придет в ужас от вашего невежества («он же сам не понимает, что несет!»). Ну и в целом ваше хвастовство вызовет легкое отвращение у всех присутствующих.

Другая часть «напускного обезьянничества» – избыточное использование титулов и затянутой, подобострастной лести. Чем дальше мы уходим от ранних Тюдоров к Стюартам, тем более сложными и официальными становятся вежливые обращения. Использование новых формул – еще один способ обозначения классовых различий. Чтобы успевать за этими переменами и показывать, что вы культурный, образованный и не отставший от жизни представитель элитного сословия, требовалось немало усилий. Книги о манерах отображали и эту эволюцию, и эту нервозность; со временем главный акцент в них сместился с тонкостей обеденных ритуалов к дискуссиям о вежливых разговорах и написании писем.