Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия - стр. 66
Верным выбором заказчик прославил свое имя: триптих, созданный Хуго ван дер Гусом, вошел в историю искусства как «Алтарь Портинари». В 1478 году он был перевезен во Флоренцию, ныне находится в галерее Уффици.
Посетителям музея не видна сцена Благовещения, изображенная гризайлью на будничной стороне створок. Судя по репродукциям, она должна была производить сильное впечатление. Имитацию скульптуры ван дер Гус оставил в стороне, как слишком простую задачу. Он дает сеанс магического оживления скульптуры живописью[275]. Архангел Гавриил выглядит как актер, загримированный во все белое. Его бурное движение кажется затрудненным в поле смиренной святости, излучаемом Марией. Едва ли можно было удачнее выразить ее целомудрие.
Ханс Мемлинг. Портреты Томмазо Портинари и Марии Барончелли. Ок. 1470
Но вот створки раскрыты. Мы оказываемся перед сценой Рождества. Два впечатления возникают тотчас же: непреложная достоверность зрелища и его отчужденность от нас[276].
«Огромные размеры алтаря, соответствующие флорентийским нормам[277], превосходят все размеры, принятые на Севере, – писал Фридлендер. – Отдельные фигуры и группы выстроены не параллельно картинной плоскости и не внутри ее, а, напротив, стремительно расходятся из глубины и сталкиваются в глубине, узлом этих взаимосвязей становится беззащитное тело Младенца Христа, объект всеобщего поклонения. 〈…〉 Восприятие Гуса ориентировано на световые рефлексы, враждебные выявлению формы. 〈…〉 Серые прозрачные тона чаще всего создают живую игру скользящего света, главным образом на обнаженных участках человеческого тела, что создает впечатление материальности, – лица, локальные по цвету, особенно богаты такими нюансами»[278].
Хуго ван дер Гус. «Алтарь Портинари» в закрытом виде. 1476–1478
Не считаясь ни с традиционными схемами расположения фигур, ни с привычкой зрителей видеть сцену в равномерно-ясном освещении, ни с желанием верующих усматривать святость и благочестие в благообразии персонажей, – иными словами, отринув богатейший опыт живописной риторики, Хуго написал «Рождество» так, будто видел эту сцену где-то близ собственного дома. Можно подумать, что воображение ему понадобилось только для изображения цветов на переднем плане[279] и ангелов, которые выглядят в сравнении с игривыми ангелами Мемлинга маленькими взрослыми с такими скорбными лицами, как будто они, не успев порадоваться рождению Спасителя, уже готовы его оплакивать.
Под ясным стынущим небом декабрьского вечера, среди сгущающихся теней, все окутывается вуалью печали – черными и синими, коричневыми и серыми, голубыми и белыми тонами с холодными рефлексами. Торжественно и трагически звучат удары красного. Гамма ван дер Гуса заставляет вас застыть, как в гипнозе. Под ласковым небом Тосканы «Рождество», написанное гентским мастером, кажется происходящим на далекой северной окраине мира.
На Марию, пастухов и витающих в воздухе ангелов мы смотрим снизу вверх. На святого Иосифа, Младенца и нижнюю группу ангелов, напротив, сверху вниз. Оттого что обе иллюзии действуют синхронно, кажется, что пространство этой картины – не инертная трехмерность, а поле сил, заставляющих ближние фигуры сжиматься, а более удаленные вырастать на наших глазах. Этим усилено чувство несовместимости изображенной сцены с обыденным жизненным опытом.