Искушение - стр. 39
Дверь отворяется, как и раньше, когда я ходила этим путем. Правда, прежде я всегда ходила сюда не одна, и благодаря этому мне было не так жутко. Это если не думать о том, что двое из тех четверых, с которыми я бывала в этих туннелях, пытались убить меня. А если все-таки держать в уме этот факт, то даже хорошо, что сейчас я явилась сюда в одиночестве.
Решив, что мне следует либо перестать пугать себя, либо вернуться в кровать, я прохожу в дверь. И стараюсь не обращать внимания на то, что все свечи в настенных светильниках и люстрах все еще горят.
С другой стороны, это неплохо. Потому что здесь у меня нет возможности просто щелкнуть выключателем и залить все светом, хотя мне бы и хотелось. Костяные люстры навевают на меня куда больше жути, чем прежде, ведь теперь я знаю, что это настоящие человеческие кости, а не пластмасса.
«А может, лучше забить, – думаю я. – Может, вернуться в комнату и к черту эти туннели? Наверняка лучше просто смотреть на потолок над кроватью, чем пробираться по этой версии парижских катакомб».
Но потребность взять в руку кисть и писать нарастала во мне, как снежный ком, с тех самых пор, как я вышла из комнаты, и теперь я почти что чувствую эту кисть в руке. А также резкий запах масляных красок на холсте.
К тому же, если я позволю этим туннелям – и моим воспоминаниям о них – изгнать меня отсюда, то не знаю, смогу ли я когда-нибудь собраться с духом, чтобы вернуться сюда.
Держа эту мысль в голове, я достаю свой телефон и открываю музыкальное приложение, которое скачала сегодня. Выбрав один из моих любимых плей-листов – «Summertime UnSadness», – врубаю песню «I’m Born to Run», и ее звуки заполняют окружающую тишину. Нелегко бояться, когда «American Authors»[1] поют о жажде жизни так, будто им всегда всего мало. Буквально гимн, сочиненный специально для таких ситуаций.
И, в конце концов, я делаю именно то, о чем они поют. Я бегу. И не какой-то там медленной трусцой, а напрягая все силы и не обращая внимания на то, что из-за высоты у меня возникает такое чувство, будто мои легкие вот-вот взорвутся. Не обращая внимания ни на что, кроме отчаянного желания как можно скорее миновать этот фестиваль ужасов.
Я не сбавляю скорость, пока не добираюсь до подъема, ведущего во флигель, в котором расположена студия. Добежав наконец до ее незапертой двери, я толкаю ее и, спотыкаясь от спешки, вваливаюсь внутрь.
И сразу же тянусь к выключателю, находящемуся слева от двери, после чего захлопываю ее и запираю замок. Да, доктор Макклири уверяет, что она никогда не запирает эту дверь на тот случай, если кого-то из ее учеников посетит вдохновение, но, насколько мне известно, ее никто никогда не пробовал принести в жертву. А значит, мне простительно запереть эту дверь.
К тому же если кого-то вдруг ни с того ни с сего охватит странное желание явиться сюда именно сейчас, то он вполне может и постучать. И поскольку я знаю, что он придет сюда не затем, чтобы попытаться меня убить, я охотно впущу его.
Может, с моей стороны это и паранойя, но ведь четыре месяца назад я повела себя недостаточно параноидально и в итоге получила каникулы, которых не помню, а в довершение к ним еще и пару рогов.
И во второй раз я такую ошибку не допущу.
Переведя дух, я беру нужные краски и иду в класс. Я уже решила, каким хочу сделать фон – и что мне надо сделать, чтобы написать его.