Искушение - стр. 2
От «размазни Ирки» генерал не ждал ничего, кроме хлюпанья носом.
«Только и умет, что нюни разводить, да бегать к своей мамочке жаловаться, - думал лишенный власти отставной политрук, - другое дело – внучка! Стеллка, мать её! Вот уж в ком чувствуется порода! Но вожжи в общении с неуправляемой девкой отпускать нельзя! На мать с отцом эта вырва давно забила, посылая их, куда им и следовало отправиться уже давно, прямым текстом. Но с дедом этот номер не пройдет»! – тешил себя иллюзиями отставной генерал.
2. Стелла
Стелла «забила» на всё и на всех уже давно.
Для неё, после смерти бабушки, авторитетов не осталось.
Свою бабушку, Варвару Кузьминичну, Стела не просто любила. Она её обожала и боготворила. Да и быть по-другому не могло.
Молоко у худенькой, тоненькой, как прутик, Ираиды пропало через несколько дней после выписки из роддома, а девочка, названная родителями Стеллой, орала басом, требуя еды, да побольше.
Юная мать то и дело готовилась хлопнуться в обморок от недосыпания и непривычного образа жизни.
Родители баловали Ираиду и были вовсе не в восторге, когда узнали, что их юная дочь засобиралась замуж. Отговаривать от этого брака было поздно, потому как к моменту подачи заявления в ЗАГС, Ираида была «глубоко беременна». Обе семьи, кривящие губы от перспективы будущего родства, вынуждены были согласиться с решением молодых людей и наскоро сыграли свадьбу. Не слишком афишируя предстоящее событие, не приглашая слишком много гостей, предъявить которым немаленький живот Ираиды было как-то неудобно.
Через два месяца после бракосочетания и родители Стаса, и родители Ираиды радостно размахивали букетами под окнами роддома, поздравляя молодую мать.
Думаю, будет лишним говорить о том, что жить молодые решили, при общем одобрении обеих семей, в роскошной пятикомнатной генеральской квартире.
И если новоявленный дедушка по-первах не имел ничего против, то буквально через неделю взвыл от недовольства.
Внученька орала так, не спасали толстые стены сталинского дома.
Генерал, подорвав с теплой постели, вихрем мчал в комнату «молодых», где в кресле у окна, держа на руках дочь, капала на девочку слезами юная мать, не знающая, как успокоить горластое дитя.
- Что раскапустилась? Квашня жидовская! – возмущался генерал, - Заткни пасть своей мокрощелке!
Ираида начинала плакать еще сильнее.
Свекра своего она боялась, как огня, возразить ему что-то – было для молодой женщины за гранью понимания. Как, впрочем, и посвящать своих родителей в подробности «счастливого» замужества. Ираида прекрасно помнила, как отговаривала мама её от этого брака. Как обещала, что они с отцом не отвернутся от дочери, даже если она родит ребенка, не будучи замужем.
Но Ираида была влюблена в Стасика.
Она не могла оторвать взгляда от серых глаз возлюбленного, от его, кривящегося в пренебрежительной ухмылке, рта. Не могла налюбоваться на высокую, широкоплечую фигуру. Не могла насладиться его объятиями и поцелуями. Ираиде не нужен был никто, кроме Стасика! И что там понимают родители?! Что может знать о жизни папа Ираиды, Соломон Маркович, всю жизнь проработавший осветителем в оперном театре Города? Что может знать мама, танцовщица кордебалета, ушедшая, как и каждая балерина, на пенсию, едва ей исполнилось тридцать пять, и работающая учительницей танцев в одном из детских садиков неподалёку от дома. Они прожили свою жизнь, вот пусть теперь и радуются за дочь, а со своими советами не лезут.