Искушение Ганеши - стр. 52

– С чего это ты так решил?

– Или ты думаешь, я тогда так и не понял, кто тебе отравлял твою любовь ко мне? Хотя, конечно, если учесть то, через что обе вы прошли, то это вполне понятно и логично. А когда я пробудил в тебе твою любовь ко мне, Афродита просто не поверила в очевидное. Ведь она привыкла, что ты любишь только её. И стала меня ревновать. Да, да. Любовь никогда не угасает. И её можно будить столько раз, сколько тебе вздумается. На то она и транс. Достаточно создать для этого вполне адекватные условия. Я имею в виду, освободить своё сердце, – вздохнул Тристан (об Изольде). – А не то, о чём ты сейчас подумала. Материя важна лишь для активации транса на первоначальном этапе. Потом – достаточно и рая в шалаше. И если ты будешь меня слушаться, я охотно тебе ещё раз это продемонстрирую. Но – позже. Ты же помнишь, как тогда тебе было со мной хорошо? Мне тоже, – улыбнулся он. – И мне уже просто не терпится снова вернуть всё как было. Но пока ты не дотянешься до моей Изольды, об этом не будет даже и речи. Даже и не мечтай!

– И чего же ты хочешь? – произнесла она подавленно. Его могуществом изменить её сердце. – Чтобы я избавилась от ребенка?

– Это уже тебе решать. Куда девать свои «излишки делопроизводства».

И однажды, когда его не было особенно долго (операция Деза на сердце Диониса длилась несколько часов), тонкий прибор души Фетиды не выдержал, и она (заметив, что Дезу не удалось провести внеплановую операцию, и пациент – по отношению к ней – скончался) сказала, что никогда не позволит ему провести анализ ДНК ребенка. Так как узнала, что для стопроцентного результата необходимо брать пункцию спинного мозга. А это может сильно повредить ребенку. И чтобы он, поэтому, собирал майдан и сваливал.

Тристан долго (секунд пять) не мог поверить в такой гейм-овер,

– Ты что, всерьёз решила откинуть ватное одеяло иллюзий и уже не боишься утонуть в помойной яме своей судьбы вместе с другими отбросами?

– Прощай!

– Ты об этом ещё пожалеешь. В аду! – пророк-отал он, собрал вещь-мешок мелодий, и полы его шинели свиристели на ходу. Весело и отважно!

С этого дня его уже не трогал Жестокий Реализм этой аферистки.

Ибо этот день сделал его недотрогой.

Ведь Дионис покончил в нём жизнь самоубийством по отношению к ней в тот момент, когда окончательно понял, кого в нём только и видят девушки. Решив навсегда покончить не только с девушками, но, заодно, и с морем. С образом «морского» – потенциального лоха. Чтобы они уже наконец-то перестали на него вешаться. И из-за них не повеситься самому.

Через пару дней вернулся Орфей.

– А почему ты не у Фетиды? – растерялся он. Ведь он не был Станиславским и истинно верил в её игру. – Я заехал к ней, а тебя там нет.

– Я с ней больше не играю, – чистосердечно признался Тристан.

Его устроило то, что Орфей, по интонации, воспринял его ответ в детском смысле. И не стал рассказывать ему, что она выгнала его из своего драмкружка.

– Что, совсем? – не верил тот своим ушам.

– Совсем-совсем, – усмехнулся Тристан. – У меня теперь всё по-настоящему.

– Вот так вот, просто?

– В этом мире всё просто, Орфей. Гораздо проще, чем кажется. Сложно лишь, пока ты истинно веришь в то, что тебе только кажется. И да будет вам по вере вашей.

– А как же ребенок?

– «А был ли мальчик?»