Искушение Ганеши - стр. 48

– Начиная им завидовать! – усмехнулся Дез.

– Этим-то я их, по-настоящему, и привлекаю, – усмехнулся Аполлон. – Ведь в мире полно работящих и успешных уродов. С которыми девушкам тупо не интересно.

– И не кем похвастаться перед подругами, – усмехнулся Дез.

– Превращая жизнь с таким людьми в обеспеченные, но вечно серые будни. И полно тех, кто хоть что-то в жизни понимает и начинает воспевать её в своих творениях, но ничего не могут заработать. А когда девушки берут их в оборот, то те, устроившись благодаря их усилиям на нормальную работу, очень быстро перестают воспевать и жизнь и девушек. И начинают всех их тихонько ненавидеть. Превращая жизнь с такими «поэтами» с сущий ад. Я же представитель того уникального в наших условиях вида, который может и заработать сам, не гнушаясь ни какой работой, и воспевает жизнь и девушек. Видя в них самых прекрасных нимф! Да еще и может их хоть чему-то в жизни научить. Самим фактом нахождения со мною рядом. Подавая им положительный пример адекватного отношения к действительности.

– Ладно, – усмехнулся Дез. – Пойду тебе навстречу и, по старой дружбе, признаю, что ты опять выкрутился.

– Ты видишь, в основном, низший аспект действительности, – довольно улыбнулся Аполлон. – Я же, в основном, – высший. И только вместе мы начинаем туго соображать что-к-чему. Именно это нас друг к другу на самом-то деле и привлекает.

– Ну, тогда, ладно, – усмехнулся Дез. – Значит, я всё-таки прав.

– А то, что ты вначале увлекался Кришной, а затем – «металлом», а я вначале – панком, а затем – религией Творца и позволяет нам и до сих пор продолжать понимать друг друга и говорить как будто бы на одном языке. Правда каждого из нас – это всего лишь доступная нам половинка истины. И лишь лимонная долька дружеского участия позволяет нам по-настоящему наслаждаться чайной церемонией общения, растягивая его почти что до бесконечности. Позволяя в общении друг с другом к ней действительно прикоснуться.

– Да, тут ты прав, – спохватился Дез. – Наше общение может длиться бесконечно. Пора валить. Ни то Ирида снова выгонит меня из дома.

– Ты говорил, что твой брат уехал поступать в Трою?

– Ну, да. А что?

– Так ваша комната теперь свободна? Возьми её к себе и сам распоряжайся ею.

– Ну, я подумаю, – усмехнулся Дез.

– Стоит ли она того?

– Ещё увидимся. Пока!

Он приходил от Деза и отвечал на истерику Фетиды:

– Ты должна была стать моим ангелом, моей ближайшей помощницей, – заламывал он руки, отчаянно взывая. Давая ей последний (в её жизни) шанс стать Прекрасной. – Ведь если я даже тебя не смогу наставить на путь истинный, то кто мне поверит? Кто меня послушает и пойдёт за мной? Моя миссия будет обречена на провал! И я, так же как и Творец, так и не стану для людей их светлым богом. И они снова меня распнут. Но уже – на перекрестье разочарования и равнодушия. А это гораздо хуже.

Ведь если на роль дамы из высшего общества Фетида никак не могла претендовать в силу своей досадной некрасивости и низкого социального положения в подвал её бессознательного образа жизни, то на роль чопорной миссионерки – как нельзя кстати. Поэтому как только одному из хирургов, Херкле, удалось вернуть ему духовное зрение, восстановив один его глаз – Аполлона, а другой хирург, Дэз, кромсая его буквально по живому без всякой анестезии, произвёл на нём столь же блестящую операцию и восстановил в нём мирское зрение – Диониса, Ганеша откинул пенсне Азазелло, вооружился театральным биноклем и снова стал блестящим женихом на выданье, дистанцируясь от грубой реальности. Который только и искал в свой абсолютно новый бинокль Абсолютного Величия блестящую партию. Склоняя Фетиду на все лады отправится с ним в далёкие для неё просторы святаго духа. И пытался хоть как-то обучить её говорить на своём языке.