Искушение фаворитки. Порочная любовь - стр. 25
Внезапный шум за дверью, ведущей из купален в спальню, меня напугал. Шаги. Кто-то спускается по ступеням. И это, безусловно, мужчина. Стук в дверь.
- Нет! Не входите!
- Супруга, я принес вам одежду. Сожалею, но это единственные в своем роде вещи из тех, что нашлись в доме. Завтра я договорюсь, чтобы вам прислали какое-то платье.
- Благодарю вас.
- Приоткройте дверь. Здесь нету полки, и я бы не хотел класть вещи на пол.
- Нет, - испугалась я еще больше.
- Смею напомнить, что мы женаты, а дверь не заперта. Я мог бы войти и без вашего позволения, если бы только счел это нужным. Прошу вас, приоткройте дверь. Я не стану смотреть на вас... Ну так что? Или вы хотите устроить скандал?
- Пришлите ко мне служанку.
- Кухарки заняты своей работой. В комнатах до этого дня у меня работали исключительно мужчины. И новых слуг я не намерен нанимать в ближайшее время. Вам придётся смириться с этим и обходиться без горничных.
- Жаль, - искренне огорчилась я и чуть приоткрыла дверь. В притвор тут же просунулся холеный мужской кулак с зажатым в нем свертком, - благодарю вас за заботу, супруг.
- Такова жизнь. Я не планировал жениться в ближайшие годы. Чтобы подобрать надёжных горничных, которые не станут кормить сплетнями о нашей семье весь Петербург, потребуется изрядное количество времени, - торопливо он вложил вещи в мою руку и тут же ушел.
Я надеялась на домашнее платье или плотный халат, но увы. В свертке оказалась только ночная сорочка. Белый батист, простая отделка, почти лишенная кружев и вышивки. Воротничок собран на ленту.
Все свое белье пришлось снять и надеть эту холодную ткань прямо на голое тело. Швы почти удобные, не трут, да и ткань мягкая, свободный крой скрывает фигуру, хоть с этим мне повезло. Надеюсь, она не будет просвечивать.
Я несмело выглянула за дверь. Нужно идти в спальню мужа. Но мне так страшно теперь. И я не знаю, чего хочу больше. Чтобы граф Соколов утвердил надо мной свое право или, наоборот, остался холоден и ушёл. Выгоднее для меня с первой ночи увлечь мужа собой, но страшно. И кажется, что я поступаю неправильно. Что это не мой муж, а кто-то чужой. Будто бы право на меня все еще принадлежит Ястребинскому. Домашних туфель он мне не принес, а свадебные туфельки я надевать не стала. Шлепаю босыми ногами по лестнице, держа перед собой ворох вещей, будто щит.
Дверь в спальню раскрыта, граф сидит за столом спиною ко мне. Широкий, огромный, чужой. На нем точно так же, как и в покоях Императрицы, надета только рубашка. Ни мундира, ни халата, ничего нет.
Широкая кровать утопает в ворохе шелковых покрывал. Она давно расстелена. И другой постели в этой комнате нет.
- Положите ваши вещи на столик, утром слуги все разберут.
- Благодарю вас, - я зачем-то сделала реверанс. Глупость какая, позорище, деревенщина!
Неуклюже прошла до резного столика и свалила на него все. Подвески подола слишком громко ударили по лакированной столешнице, надеюсь, не поцарапав ее.
Александр резко отложил в сторону все свои бумаги, кажется, даже опрокинул чернильницу, поднялся из-за стола. Я совсем ни к чему не готова. Он надвигается. Огромный и жуткий. На его голове нет парика. Из наряда на муже только сорочка и узкие брюки.
Я отступаю к стене, почти вжимаясь в нее. Две руки упираются в стену по бокам от моей головы. От мужа пахнет одеколоном и порохом. Он склоняется близко-близко к моему уху. Со стороны, наверное, кажется, что целует. Я прикрыла глаза.