Искры - стр. 9
Наклоняюсь над трупом. Погибший лежит в позе эмбриона. Вскрытие назначит следователь из МВД, но я предварительно согласен с версией Павла. Скорее всего, это бомж. Тонкий матрас под ним обгорел, личных вещей немного – рюкзак с ними неплохо сохранился, выглядит неопрятно. Окурков рядом с телом я не нахожу, собираю другие улики, беру образцы копоти, работаю с «пожарным мусором» (всем, что попадается на пути, аккуратно разбираю его до напольного покрытия), пытаюсь установить место наиболее интенсивного горения и степень повреждения конструкций.
Обнаружив под разбитым окном на кухне следы легковоспламеняющихся жидкостей, которые могли быть использованы для поджога, я собираю образцы для экспертизы и составляю протокол. Тот, кто сделал это, прокрался в сад и швырнул в окно зажигательное устройство. Он мог и не знать, что в доме кто-то есть. Но это не освобождает его от ответственности.
– Кем бы ты ни был, – тихо говорю я, аккуратно складывая в пакет для улик осколки стекла, – теперь ты еще и убийца.
Выпрямляюсь во весь рост и вижу, как к дому подъезжает следственная группа.
Только вечером, сидя в машине на парковке у ресторана, я возвращаюсь мыслями к утреннему вызову. Обычно мы выезжаем на происшествие одновременно с пожарными расчетами. Важно с самых первых минут оценить ситуацию, сделать выводы о скорости и направлении распространения огня, опросить свидетелей и потерпевших. Но нередко бывает так, что возгорание масштабное, не хватает рабочих рук, и приходится помогать огнеборцам выводить людей из горящего здания, обходить квартиры, информировать жильцов об эвакуации или подниматься по пожарной лестнице и принимать пострадавших.
Так случилось и в это утро. Зарево вспыхнуло на верхних этажах многоквартирного дома, озарив весь район, и пламя очень быстро стало распространяться вниз, на другие этажи. К моменту моего приезда во дворе собралось порядка шести машин, и тушение велось уже активно. Черт бы побрал ту бабульку с ее котом: мне не следовало входить в подъезд без дыхательного аппарата, но старушка так рыдала, что у меня дрогнуло сердце. Ее эвакуировали со второго этажа, и в панике она не смогла отыскать своего любимого питомца. Только полный безумец отправился бы туда на поиски животного, но, видимо, я он и есть.
Мне несказанно повезло выйти оттуда живым. Коту – еще больше. Я сам не верил, что получится его откачать, но ведь вышло. И вроде ничего особенного: пренебрег в очередной раз инструкциями, зато спас животное, я в порядке, бабулька плачет от радости, и все счастливы, но… ровно до того момента, как эту радость не выбивает у меня из груди появление Вольской.
Она возникает точно мираж. Я сначала упорно отказываюсь верить своим глазам. Нет, это не может быть Ева. Черная от сажи боевка, в руках закопченная шлем-каска, грубые сапоги – все то, что никак не вяжется с нежным девичьим лицом и хрупкой фигуркой. И эта ее коса, царственно возлегающая на плече (настоящее проклятье – знать, как она превращается в жидкий черный колдовской шелк, когда Ева распускает волосы). Резкое осознание этого перекрывает доступ кислорода к моему мозгу и моментально иссушает горло.
В последний раз, когда я ее видел, она готовилась к поступлению в вуз. Эта девчонка сводила меня с ума – своим присутствием, своими взглядами, своими колкими словами и дерзкими намеками. Но она была для меня совершеннейшим табу. По множеству других причин. Например, по тому, что я был ее недостоин – из-за моего происхождения, моего прошлого, моего шаткого статуса. И что хуже – она была дочерью моего начальника. Сурового, старого пожарного волка, от которого я еженедельно получал нагоняй за свои косяки. Петрович, или, как его все звали, – Батя, уволил бы меня в ту же секунду, как узнал, что я хотя бы посмотрел в ее сторону. Не то что думал о ней или представлял нас вместе.