Искра в аметисте - стр. 21
Вспомнился тот самый первый раз и шепот Майло прямо в душу: «Глупая моя девочка…»
Глупая ‒ это точно. Будь я немного умнее, забыла бы о Вардасе, но вот только сам он никак не желал забываться.
4. Глава 3
Голова шла кругом от очередной порции гадости, которую в нее влили насильно. От нее еще и крутило живот так, что внутренности просились наружу. Но остатки рассудка еще не покинули сознание. Поэтому желание, чтобы все это поскорее закончилось, огненным клеймом прожгло все её мысли.
За что все это ей? Нет, не тот вопрос, она себе задала. Зачем она здесь?
За что, было и так понятно ‒ не особенно была приучена к труду, да и прикладывать ручки самой желания не было. Избалована была родителями до ужаса ‒ одна единственная цацка в семье, именно цацка, по-другому и не назовешь. Родители были купцами, не абы какими ‒ зажиточными. Все у них было, а вот детей не было. И случилось, как в той сказке про избалованных королевен и ненасытных драконов, что нянька рассказывала на ночь глядя, чтобы Людя крепко засыпала. Только малая была не такая дура. Заснешь вот так, а новой сказки не услышишь.
Так вот, что же было в сказке? Память стала подводить. Там у короля с королевою тоже не было детей, и тогда королева приказала изловить невиданную птицу, что прилетала в королевский сад и там на деревьях сидела. Птицу, ведомо, никто не изловил, а вот хвост ей оттеребили знатно. Раз, наевшись тех перьев, королевна понесла.
Матушка Людина вряд ли за птицей гонялась с батюшкой на пару ‒ не в том положении люди были, так и соседи засмеять могут ‒ но вот к знахарке одной матушка таки сходила. И, ладно бы, будь это вайдилута из своих. Так нет же, отперлась, заверни глаза, за самые болота, за леса ‒ не лень же ей было. Та знахарка из тёмных была. Скорее всего. Это теперь понимала Людя, а тогда понимать ей не было надобности ‒ после, проведенного обряда матушка ею, как раз-таки, обременилась. И никому не было дела ‒ темный был обряд или какого-то ещё цвета. Дите родилось здоровое ‒ счастью родителей предела не было.
Так и жила Людвика Огбите ‒ в непомерной любви и заботе. Имела свои покои с детства, нянек, что бежали по первому зову, игрушек в достатке, убранства самые красивые. Наверное, в такой жизни даже не помышляешь, что может статься что-то худое. А оно вышло так, что вспомнить было жутко, мурашки бегали по коже и дурные сны еще долго преследовали Людю.
Как-то, в одной из поездок, на родителей напали, обокрали, а самих убили. Люде тогда лет пятнадцать было, когда эту дурную весть ей донесли. Но тьма в ней проснулась не в тот момент, а позже.
На похороны собрались все скорбящие родственники. Только вот скорбели они больше о том, что всё наследство достанется недалекой пигалице. А уж как-дом-то обнесли, отдельное воспоминание ‒ подчистили даже Людины покои и снесли любимую игрушку ‒ резную кукольную колыбельку с каланской росписью. Девушка мечтала, чтобы все они поскорее убрались из дому, боялась в любую минуту сорваться. Вся их неприязнь к ней легла тяжким бременем на воспоминания. Никто после произошедшего добрым словом с ней не обмолвился, все делили между собой родительский достаток.
А потом появился он. Ночной кошмар. Какой-то там батюшкин то ли сводный брат, то ли сводный сват. Явился не один, а с бумажками и душеприказчиками ‒ мол, батюшка Людин о ней заботиться кровному свату завещал. Родственники убрались восвояси, прихватив себе все то, до чего дотянулись руки. Вот тогда-то и осознала Людя, каково это на целом веку одной остаться.