Исключительные - стр. 8

Чуя, как начинает действовать влажный косяк, обслюнявленный Итаном Фигменом, Джули представила себе, как вся их слюна соединяется на клеточном уровне, и этот образ вызвал у нее отвращение, но потом она засмеялась про себя, подумав: все мы не более чем бурлящие и распадающиеся шарики из клеток. Итан, заметила она, пристально глядел на нее.

– Хм, – сказал он.

– Что?

– Да это я так, про себя. Может, захочешь тут немного задержаться.

– Ну, может, и стоит, – ответила Джули.

– Я за тобой присмотрю.

– Спасибо, – сказала она.

Итан повернулся к остальным, но в своем зыбко-воздушном состоянии Джули ощущала, что Итан отныне стал ее защитником. В ее голову лезли мысли, какие обычно возникают под легким кайфом, грезилась заполняющая вигвам мешанина человеческих клеток, из которой вырастают некрасивый добрый парень, и заурядное ничтожество в лице нее самой, и сидящая напротив нее изящная красотка, и необыкновенно притягательный брат этой красотки, и сдержанно-вкрадчивый сын знаменитой фолк-певицы, и, наконец, сексуально уверенная, слегка неповоротливая танцовщица со снопом светлых волос. Все они – лишь бесчисленные клетки, которые соединились, образовав эту особенную группу. И Джули Хэндлер, никоим образом к ней не причастная, решила вдруг, что любит эту группу. Что влюблена в нее, и останется влюбленной на всю жизнь.

– Если мать хочет бросить отца и чпокаться с моим педиатром, – сказал, обращаясь ко всем, Итан, – будем надеяться, что он моет руки с мылом после того, как поковыряется у кого-нибудь в заднице.

– Погоди, Фигмен, выходит, твой педиатр лазит в жопу всем пациентам, в том числе и тебе? – перебил его Гудмен. – Придется тебя огорчить, чувак: ему не положено этого делать. Это противоречит клятве Гиппократа. Знаешь, «пункт первый: не лезь пальцем в жопу».

– Да не лазит он никуда. Я просто хотел сказануть что-нибудь мерзкое, чтобы привлечь ваше внимание, – возразил Итан. – Я всегда так делаю.

– Ладно, мы так и поняли. Тебе мерзко от того, что твои родители расстаются, – сказала Кэти.

– Чего не можем сказать мы с Эш, – добавил Гудмен, – потому что наши родители счастливы до безобразия.

– Да уж. Мама с папой чуть ли не взасос у нас на глазах целуются, – подтвердила Эш, делая вид, что возмущена, но прозвучало это гордо.

Родители Вулфов, которых Джули мельком видела в первый день в лагере, были бодры и моложавы. Гил – инвестиционный банкир в новой фирме «Дрексел Бернхэм». Бетси – его хорошенькая жена, интересующаяся искусством и готовящая навороченные блюда.

– Все твое поведение, – продолжил Гудмен, – как бы говорит: «Меня не колышет моя семья». А на самом деле очень даже колышет. На самом деле ты страдаешь, по-моему.

– Не пытаюсь перевести разговор с трагедии моего рухнувшего домашнего очага, – ответил Итан, – но можно и гораздо более серьезные беды обсудить.

– Например? – спросил Гудмен. – Твое странное имя?

– Или резню в Сонгми? – вставил Джона.

– Как же, сын фолк-певицы приплетет Вьетнам к чему угодно, – огрызнулся Итан.

– Заткнись, – сказал Джона, но не рассердился.

На мгновенье все притихли; образы, связанные с убийством ни в чем неповинных людей, требовали тишины. Трудно было понять, как реагировать, когда злодеяние внезапно сталкивается с иронией. Судя по всему, при таком столкновении полагалось сделать паузу. Помолчать и выждать, а затем сменить тему, хоть это и ужасно.