Исключительные - стр. 59
– Раз не любишь, больше никогда не буду ее носить, – сказал он. – Она уже исчезла. Умерла для меня.
– Нет, нет, носи, – жалобно воскликнула Жюль. – Не мне решать, что тебе носить, а что – нет.
Но шляпа больше ни разу не появилась, хотя до их знакомства он ею очень дорожил. Критические замечания о том, как он одевается, казались неуместными, и она жалела, что вообще что-то сказала, поскольку такие суждения предполагали, будто она на него претендует, и нечестно было оценивать его гардероб, когда сам он физически ее не привлекает. Итан Фигмен не виноват был в том, что он толстый, сутулый, лобастый мальчик; таким он останется на всю жизнь, и, может быть, однажды, думала она, его полюбит такая же девушка, и они объединят силы как два наивных безумца, сидящие в кровати с ручками, карандашами и пухлыми блокнотами и с душком изо рта. Но эта девушка – не она.
Жюль уже попрощалась с Эш, Кэти и милым красавцем Джоной Бэем с его гитарой.
– Жюль, – сказал он, беря ее за руки, – как здорово, что ты сюда приехала. Ты действительно классная. До скорого, ага?
Он обнял ее, этот загадочный парень, на которого ей нравилось смотреть, но о котором она никогда не мечтала.
– Продолжай играть на гитаре, – сказала она невпопад. – Ты такой хороший.
Их дружба была спокойной и неглубокой. Легкой. Легкая, бесхитростная дружба с парнем – это замечательно.
– До встречи, Жюль, – сказала Кэти, когда они прощались.
– Ты здесь преуспела, – добавила она, а затем посмотрела мимо Жюль туда, где из длинной черной машины выбирались ее высокие, светловолосые, статные родители.
– Мне пора, – сказала она, быстро обняв Жюль, и та ощутила, как к ней прильнули, а потом отпрянули груди Кэти, побежавшей навстречу матери с отцом, которые уже махали ей руками.
Гудмен Вулф, к которому Жюль все лето оставалась безмолвно и стоически привязанной, не разыскивал ее, чтобы хотя бы коротко попрощаться, и она тоже не стала его разыскивать. Но теперь ей захотелось увидеть его еще раз, и она старалась найти его среди публики, которая стояла на лужайке или волокла сумки к машинам на стоянке. Куда бы она ни глянула, всюду видела массу плачущих и обнимающихся людей; казалась, все они пережили одно и то же потрясение. В толпе бродили Вундерлихи, всем желая упорного труда и удачного года и заверяя, что следующим летом все опять соберутся вместе.
Жюль стояла и смотрела по сторонам. Она разглядела Гудмена Вулфа за оконной сеткой в столовой, в темной уже и закрытой комнате. Почему он там сейчас, когда все остальные здесь?
– Я на минутку, – сказала Жюль сестре.
– Я не буду дальше загружать машину без тебя, Джули, – заявила Эллен. – Я тебе не долбаная служанка.
– Знаю, Эллен. Мне надо кое с кем повидаться. Сейчас вернусь.
– Я вообще не хотела сегодня ехать, – негромко, словно сама себе, добавила Эллен. – Мама заставила. Она подумало, что это будет мило.
Жюль развернулась и пошла в столовую. Запахи, оставшиеся после завтрака, уже почти улетучились, и теперь их тут не будет целый год. Пока что она могла различить яичную примесь и какую-то органическую моющую жидкость; но все это было приглушенным и печальным, рассеивалось быстро, как дымный след от самолета в небе, а печальнее всего было видеть, как Гудмен Вулф сидит за столом у окна, сложив руки, прислонив голову к сетке, словно в глубокой, угрюмой задумчивости. Когда Жюль вошла, он поднял глаза.