Исключительное право Адель Фабер - стр. 17
— Софи, принеси, пожалуйста, сундуки из гардеробной. Мне нужно разобрать вещи.
— Сундуки, миледи? — она удивленно посмотрела на меня.
— Да, те самые дорожные сундуки. И попроси Бети помочь тебе.
Когда горничная ушла выполнять поручение, я подошла к секретеру, достала ключ, спрятанный в потайном ящичке, и открыла верхний шкафчик. Там, за стопкой писчей бумаги, лежал небольшой атласный мешочек. Развязав его, я высыпала на ладонь содержимое — несколько золотых монет, два небольших бриллианта и рубиновое кольцо. Приданое Адель, которое она тайно хранила на случай крайней нужды.
Я задумчиво перебирала драгоценности. В моем мире их стоимость была бы достаточна для покупки хорошей квартиры или дорогого автомобиля. Здесь же это было состояние, способное обеспечить достойное существование в лучшем случае на год. Но вместе с деньгами, которые обязан был выплатить муж по нашему соглашению, я могла начать новую жизнь. Без зависимости и без унижений.
Но сначала нужно дождаться отъезда Этьена. Неделя — не такой большой срок. Я смогу выдержать.
Дорогие читатели вас в мою новинку, легкую историю "Леща, Ваша Светлость?"
https://litnet.com/shrt/gm7Q
Утонуть во время шторма — не лучшая идея. Очнуться в теле чужой девушки, у которой лавка в долгах, кредиторы на пороге, а за окном вместо автобуса — карета? Ещё хуже. Но за моими плечами тридцать лет торговли — и я точно знаю, как выпотрошить не только леща, но и спесь с наглых олдерменов. Придётся вспомнить всё: и как вести бизнес, и как снова жить. А может, даже — как снова влюбиться.
7. Глава 6
Следующие дни потекли в странном, почти сонном ритме. Утренние завтраки, дневные прогулки в саду, вечерние беседы у камина — дом словно вернулся к той жизни, которую вел до моего пробуждения в теле Адель. Все это казалось мне театральной постановкой, где каждый исполнял свою роль с отточенным годами мастерством.
Этьен проводил со мной больше времени, чем с отцом — он искал в матери поддержку своим научным амбициям, которыми Себастьян, судя по всему, не слишком интересовался. И чем больше я узнавала Этьена, тем сильнее ощущала эту странную, не принадлежащую мне любовь.
Она возникала будто из ниоткуда — когда я замечала, как он хмурит брови, сосредоточенно рассматривая листок растения; как теребит манжету рубашки, рассказывая о своих открытиях; как украдкой вытирает испачканные чернилами пальцы о штаны, когда думает, что никто не видит. Маленькие, неосознанные жесты, создающие его образ, неуловимо напоминающий и мать, и отца, но бесконечно более искренний, чем они оба.
На третий день после возвращения Этьена мы обедали в малой столовой — только я с сыном и мадам Мелва. Себастьян отсутствовал, отправившись на встречу с поверенным, и атмосфера без него казалась легче и свободнее, словно все невольно выдохнули.
— И тогда профессор Дюран сказал, что если я смогу систематизировать все образцы до конца семестра, он представит мою работу Академии Наук! — с горящими глазами рассказывал Этьен, отрезая кусочек запеченной рыбы с хрустящей золотистой корочкой. — Ты представляешь, мама? Академия Наук!
— Это большая честь, — улыбнулась я, наблюдая за его воодушевлением. Щеки Этьена слегка раскраснелись, а глаза, серые, как у отца, но более теплые и живые, буквально сияли восторгом. — И ответственность. Профессор Дюран, должно быть, высоко ценит твои способности.