Исключительно моя - стр. 24
Матвей помогает мне снять пальто и вешает на вешалку при входе.
Присаживаюсь на диван. Первым делом парень разжигает камин. Дрова в нем заготовлены, как будто ждали своего часа.
Он уходит на кухню, а я любуюсь огнем, вдыхаю запах смолы, мгновенно разнесшийся по комнате из камина, и слушаю мерное потрескивание горящего дерева.
Он приносит бокалы, вазочку с конфетами и фрукты. Ставит это все с разносом прямо на пол, у камина. Перед ним расстелена белая шкура, даже не знаю какого невиданного зверя, туда он и приглашает меня присесть.
Я в джинсах, да и не на работе, могу себе позволить. Присаживаюсь, облокачиваюсь о боковину дивана, и смотрю на него. Он берет с барного столика бутылку вина, откупоривает и опускается рядом.
- Я не буду пить, Матвей.
- Как хочешь, я буду.
- И собираешься потом сесть за руль?
- Я немного, не переживай. Довезу в целости и сохранности.
- Так не пойдет. Если хочешь, пей, но поведу я.
- Умеешь?
- Да.
- Идет, - сходу соглашается он. Выпивает полбокала и зависает на мне взглядом. - Что ты делаешь в у нас в городе? Как можно Питер променять на это?
- Обстоятельства. Но озвучивать их не хочу.
- Стало быть, не радужные обстоятельства.
- Не радужные…
- Значит, ты сбежала.
- Можно и так сказать.
- Я тоже мечтаю поскорее свалить отсюда, тошнит уже все.
- Прямо все?
- Абсолютно. Вот только ты радуешь глаз. Другая, не похожая на всю эту бездумную массу.
- Матвей, у тебя самый высокий коэффициент IQ в группе, почему ты забил на учебу?
- Так и понял, что решила в мою голову залезть. Думала я мажор малограмотный? – он улыбается сейчас так искренне, что кажется еще моложе.
- Я не сужу о людях поверхностно. Пыталась понять.
- Значит, небезразличен?
- Если ты о простых человеческих отношениях, то да.
- Я не о простых, Яна, ты знаешь.
- Какие у тебя отношения с родителями? – пропускаю его слова мимо.
- Никакие… Отца я не видел уже пятнадцать лет, и не горю желанием увидеть. А мать… У нас с ней все сложно, тех самых пятнадцать лет.
- Это как-то связано с отцом?
Он подливает вино, допивает его почти до дна и ставит на разнос.
- Мы жили раньше в Новосибирске. Материально не бедствовали, у отца был неплохо работающий бизнес. А в остальном, семью нельзя было назвать семьей. Отец был видный мужик, но с головой беда. У них разница в возрасте десять лет, ревновал мать к каждому столбу. Сколько себя помню, рос в скандалах, разборках, битье посуды, короче, в дурдоме.
- А как здесь оказались?
- Со времеем он стал ее бить. Сначала редко и не сильно, а дальше это превратилось в норму. Она носила синяки, плакала, но в итоге прощала его. Ходила счастливая в какой-нибудь очередной обновке, по случаю примирения. А я не понимал, как можно любить того, кто приносит тебе боль. Все время просил ее уехать, позвонить дяде, чтобы он приехал и разобрался с отцом. Но мать была непрошибаема. Говорила, что он нас любит, просто у него такой характер. Когда она разговаривала по телефону с братом, постоянно врала, что у нас все хорошо. Помню, как меня это коробило. Ведь у него тогда уже были возможности поставить отца на место, но она каждый раз врала…
А однажды он избил меня. Мне было восемь, я пришел со школы с двойкой, а он был бухой и решил меня повоспитывать. Как сейчас помню, как мать плакала над красными полосами от ремня на моей спине и пятой точке. Но ни слова ему не сказала.