Искатели неба: Холодные берега. Близится утро - стр. 77
Да и скульптура – так себе. Уж могли бы свою героиню изобразить в тот миг, когда она тревогу поднимала, а не перед тем! И уж тем более – обошлись бы скульптурой, зачем в фонтан ее было превращать?
Но в каждом городе свои обычаи. Вот и стояла, точнее – сидела мраморная девочка посреди фонтана, вымученно улыбаясь горожанам.
– Глупая скульптура, – вдруг сказал Рууд.
Я кивнул. Умен святой брат, разделяет мои мысли.
– В хрониках сказано, что на самом деле это был мальчик, – объяснил он. – И вовсе он не поднимал тревогу, а просто затушил фитиль у бомбы, под казарму заложенной.
Вот оно как…
– Причем сделал он это случайно… – добавил брат Рууд и впился взглядом в приближающегося подавальщика. На руках у того исходил паром огромный противень, заваленный мясом и вареным тестом.
– А почти все подвиги, запомнившиеся на века, совершены случайно.
– Да? Почему это? – заинтересовался Рууд.
– Чего же запоминать подвиг, который совершен великим и непобедимым героем? Или победу, когда войско было неисчислимо? Тут ничего необычного нет. И помнят такое, только если рассказано о таком подвиге талантливо – рассказ о подвиге запоминают, а не сам подвиг. А вот когда девочка вышла по нужде и врага углядела, или когда человек пустил стрелу и случайно попал в предводителя чужого войска… Или если помочиться и случайно затушить фитиль. Вот тут сразу запоминается.
Блюдо водрузили перед нами на стол. Брат Рууд поискал взглядом приборы, недоуменно глянул вслед подавальщику.
– Это полагается есть руками, – пояснил я.
– Варвары, – вздохнул Рууд. Но за еду все же принялся.
Глава пятая,
в которой я узнаю, кого боятся святые паладины, но все еще не знаю – почему
После сытного обеда брат Рууд расслабился. Его больше не тянуло бродить по улицам, он готов был сидеть у неправильного фонтана с неправильной скульптурой и пить крепкий русский чай, до которого оказался большим охотником.
Я был доволен. Не стоит лишний раз показываться. Все равно, конечно, слухи по городу уже идут. И все же запоздалая осторожность лучше, чем никакая.
– Ильмар, скажи мне, смиренному служителю Сестры… – начал Рууд.
Как он полюбил подчеркивать свое смирение, едва накинул алый плащ!
– Что движет тобой в жизни?
– Что?
Вот такого вопроса я не ожидал.
– В чем ты видишь смысл существования?
– Ни в чем особенно, святой брат. Уж если дана жизнь милостью Господней – так живи. Грешить не греши или хоть поменьше греши… Вот и все.
– Так живут дикие звери! – Брат Рууд твердо вознамерился наставить меня на путь истинный.
– Прости, святой брат.
– Сестра простит, – буркнул Рууд недовольно. – Есть две стези в жизни. Одна – набивать брюхо, тешить похоть, гордыню до небес возносить. Это и есть животная жизнь, от которой нас Сестра с Искупителем отучили!
– Что-то не помню я зверей, которые гордыней страдают…
Но святой паладин на эти слова внимания не обратил.
– А есть путь второй, человеческий. Пороки изгонять, душу смирять, к Божественному лику приближаться.
Я молчал. Не понимал, к чему он клонит.
– Есть в тебе зерно, Искупителем посеянное, – сообщил Рууд. – Ты ведь грешник, большой грешник. Но порой к правде обращался – свитки святые храмам жертвовал…
– Это… Рууд, да я всего раз так поступил. Да и то потому, что прибыли от них не ждал…
– В тебе сейчас говорит честность, – одобрительно кивнул Рууд. – Но скажи, ведь ты пользы с того не ждал? Гордыню не тешил, на выгоду не рассчитывал, от гнева Сестры откупиться не желал?