Исчезающий: За горизонтом событий - стр. 20

– Он иссыхал только когда ты находилась рядом, при этом тебе становилось лучше, – предположил я.

– Да. Тогда я поняла, что краду энергию через постель. Но когда я стала обращать внимание на свое состояние в общении с другими людьми, тоже заметила приливы сил. Понимая, что истощаю людей, обрекая их на гибель, я отреклась от всех. Но мне становилось хуже. И, достигнув крайней точки, я поняла, что либо так и погибну, либо научусь воровать энергию без сильного вреда для человека. Так, спустя какое-то время, я стала той, кем сейчас являюсь. Я краду энергию через постель, но это вынужденная мера. Во-первых, тело, в котором я нахожусь, требует того. Во-вторых, кражи – вопрос выживания. Поэтому оба озвученных тобой варианта ведут к моей гибели, – подытожила она.

Осмысливая услышанное, я боролся с двумя точками зрения, где первая была такой же категоричной в ее будущем исходе, как и ранее, а вторая, возникшая в момент окончания ее монолога, имела сострадальческие оттенки. Она, конечно, являлась стопроцентной подселенкой, но ее ли это вина? Ей никто не предоставлял права выбора. Никто не спрашивал, хочет ли она выбраться из лимба, чтобы питаться энергией людей. К тому же, в пользу снисхождения к ней играл аргумент, согласно которому я нуждался в соратниках. Пусть даже в виде сущностей. Понимание, что в схватке со Стасом мне одному не вытянуть, перевешивало любой довод против крадников-подселенцев рядом со мной. И, приняв факт этого, я, словно громовой раскат в непроглядно черной ночи, прервал тишину:

– Значит сделаем так, сбежавшая невеста: ты сейчас пристегиваешься и мы переезжаем в Ростов.

– А мне какой с этого толк? Мне есть где ночевать. Я не нахожусь на грани гибели.

– Это ты пока что не находишься.

– В каком смысле?

– В том, что я опустошаю подселенцев. Зачем мне тебя оставлять в живых? Какой мне с этого толк?

Она задумалась. Сверля глазами заснеженную трассу, сбежавшая невеста кусала губы и тихо дышала. Но думать было не над чем. Она либо погибнет, либо останется в живых, но с новым образом жизни. И с перспективой стать бойцом, сражающимся за мою правду.

– На долго? – спросила она.

– Пока не знаю. Вероятно, да.

– А где я остановлюсь?

Теперь задумался я. Мне и самому не было известно, где я жил. Копошась в памяти своей проекции, мне доводилось наблюдать множество фрагментов собственного присутствия в разных жилых помещениях, но ни один из них не вызывал во мне эмоций. Понимая, что мои изыскания могут длиться не один час, я решил отложить вопрос собственного жилья до встречи с Юлей. Она это уж точно должна была знать.

– Не знаю, – ответил ей. – Мне бы понять, где жить самому.

– Тогда как мы поедем?

– С большим интересом от неопределенного будущего! – весело бросил и, вернув серьезный тон, спросил: – Ну ты же собиралась ехать в Ростов? Где ты хотела остановиться?

– У того, с кем бы провела ночь, – подняв глаза в потолок, медленно произнесла она, словно заученный текст. – В данном случае – у тебя. А утром вернулась бы назад.

– С таким подходом ты бы в Ростове не затерялась.

– Я нигде не затеряюсь, – наигранно отмахнулась она. – На ваш век выпало слишком много малодушия и невежества. Мужчины, которых после войны и так по пальцам можно пересчитать, теряют голову от женской заинтересованности в их адрес. Они уязвимы из-за того, что чувствуют себя неуверенно рядом с нами, боятся отказа, оттого совершенно не мужественны. Поэтому я чувствую себя как рыба в воде. При желании, я преспокойно могу выпросить кров, одежду или что-то еще. Но у меня нет никакой жажды, кроме воды и энергии…